|
Политическая деятельность  |
Наследие |
Биография |
Короткая счастливая жизнь Год назад в Петербурге убили Галину Старовойтову Старовойтову убили на канале Грибоедова, в подъезде ее дома. Очередью из автоматического оружия. Потом были траурные митинги, похороны, вечера памяти. Звучали речи, исполненные гнева, растерянности, отчаяния. Потом еще кого-то убили, потом еще. Расстрел на канале Грибоедова не стал вехой в новейшей истории России. Год спустя надо признать: это убийство было рядовым, заурядным, будничным явлением. Привычным, как ноябрьский холод, чеченская война, отставка премьер-министра, темная зимняя ночь. Обыкновенным, как любое заказное убийство в стране. Подобно всем заказным убийствам, оно остается нераскрытым. Вообще говоря, смерть - дело обычное. В том числе и насильственная смерть. Необыкновенной бывает только жизнь. Подобно заказному убийству, она может остаться нераскрытой. По-настоящему везет немногим. И в этом смысле судьба Галины Старовойтовой - редчайший образец удавшейся, яркой, счастливой жизни. Она была рождена для политической деятельности. Природный ум, неуемное честолюбие, чувство собственного достоинства, поразительная смелость, внятная, безупречно грамотная речь - это сразу, еще на Первом съезде народных депутатов СССР выделило ее из политической толпы, бросилось в глаза, запомнилось. Заметно было, что в политику Старовойтова пришла не из обкома и не из колхоза. Это привлекало, потому что было в диковинку. Не особо впадая в пафос, можно сказать, что качество эпохи определялось востребованностью таких политиков, как она. Время завлабов и этнографов, пожалуй, было самым эмоционально обнадеживающим в российской истории XX века. Чуть позже они перемешаются с профессиональными ворами и бандитами, проиграют, уйдут из власти, но тогда - в позднеперестроечные годы - еще сохранялась надежда. В этом уникальность политика Старовойтовой и эпохи, связанной с ее хождением во власть. У страны был шанс, и этот шанс был упущен. На краткий срок, миг по историческим меркам, судьба государства определялась нормальными, вменяемыми, грамотными людьми - и они почти ничего не успели сделать, только запомниться и уйти - обратно в свои институты, фонды, в кресла парламентских аутсайдеров в Думе. Впрочем, голос Старовойтовой и тогда, и потом, в последние годы, был ясно слышен. Он был слышен настолько, что ей отключали микрофон. Порой в этих выступлениях сквозила усталость, горечь, даже злость - она чувствовала, что оказалась выброшенной из политики, и это было хуже смерти. Откат, контрреволюция, контрреформа больнее всего бьет по тем, кто стоял у истоков государственных преобразований. Они раньше других ощущают гниловатую атмосферу перемен, им слышнее ржавый скрип закручивающихся гаек. Да и больнее, нежели сочувствующим и наблюдающим. Рушится дело жизни, летит псу под хвост целое десятилетие, отданное политической борьбе. Галине Старовойтовой суждено было испытать это тягостное разочарование и мучиться от бессилия. Что оставалось? Мирить демократов, в чем еще никому не удавалось преуспеть, и ей не удалось... Сражаться одной против всех, во главе своей карликовой партии? Но ей как никому было ясно, что эпоха Демроссии - в кавычках и без - уходит надолго. Сегодня, в годовщину ее гибели, остро жалеешь и ее, и - еще острее - себя. Сейчас так не хватает ее голоса, ее суждения, ее внятной, спокойной, убедительной речи. Конечно, никого из нынешних политиков и чиновников она не смогла бы переубедить. Но чувство одиночества у ее сторонников и друзей было бы не столь горьким. Хотя бы потому, что ее присутствие облагораживало действительность, очеловечивало нашу жизнь, внушало надежды. Как и ее судьба. Удивительная судьба человека, угадавшего свое предназначение и "ни единой долькой" не отступившегося от себя. Счастливого человека, несмотря ни на что. Илья МИЛЬШТЕЙН // Известия (Москва). - 20 ноября 1999. |