Биография

"Галин день рождения - 17 мая. В это время всегда расцветает природа - клейкие зеленые листочки, цветущие яблони, черемуха… И еще близится к концу учебный год, всегда собирались все одноклассники, друзья, а мне было немножко завидно, потому что у меня день рождения 9 июля, когда все уже разъезжаются на каникулы. А у Гали всегда собиралось много людей, и это всякий раз был настоящий, заметный такой праздник.

Только в последние годы она уклонялась от того, чтобы отмечать день рождения. То ли были дела, то ли она специально куда-то уезжала. Отмечала она достаточно широко лишь пятидесятилетний свой юбилей - ее уговорили друзья, коллеги. "Широко" - в смысле большого числа приглашенных, а не какого-то помпезного застолья. Тут все было довольно скромно. В наших архивах сохранился черновик письма Михаилу Горбачеву, в котором Галя приглашает прийти "Президента СССР" (так у нее, хотя речь идет о 1996 годе) с супругой на "дружеский фуршет" не в какой-нибудь фешенебельный ресторан, а в "уютный дворик" во втором дворе дома 19 по улице Герцена (где размещалась редакция ее газеты "Европеец")

…Вообще всегда это был, прежде всего, день рождения для родителей. После "официальной" части непременно приезжала к ним, чтобы посидеть уже узким кругом. Привозила готовые продукты, и мама что-то готовила. Мама у нас любит готовить, всегда ждала этого дня, делала что-то особенное. И несколько раз мы приглашали Галиных питерских друзей к родителям.

Наверно, как человек, родившийся утром, отличается по характеру от человека, родившегося вечером, так же отличаются "утро" года и его "вечер", то есть весна и осень. Недавно у нас умерла сотрудница, и ее сын сказал: какой ужас умирать в мае, в мае надо рождаться; умирать надо в ноябре и декабре. Я, естественно, сразу сопоставила...

Это действительно тайна, откуда что берется. Есть вещи понятные: что-то у Гали взялось от родителей (гены), от окружения, от Петербурга 60-х годов, в котором она развивалась как личность. Но что-то еще есть необъяснимое - то, что называется не очень симпатичным мне словом харизма (в переводе - божий дар), вроде как слишком громко сказано, но для Галины это не слишком громко. Ну, была у нее харизма. Это сильный человек, умный, с очень мощной интуицией. Как-то принято считать, что мужской ум – это логика, женский ум - это интуиция. У нее сочеталось все, она была выше разницы полов, она была сильная, одаренная личность. Уникальная личность, надо признать. Это загадка. Какое-то сочетание времени и места рождения, генов, обстоятельств, ситуаций. Может, если бы она осталась жить в Челябинске, по-другому сложилась бы ее судьба.

Мы из того поколения, кто зацепил остаток шестидесятников, т.е. Галино становление происходило в эти годы (она закончила школу в 1964-м), и в это время в Петербурге жили одновременно такие люди, как Довлатов, Бродский, композитор Александр Журбин, замечательные художники, и этот питательный бульон она впитывала - с кем-то была знакома, с кем-то близко дружила. Уверена, что немалую роль сыграл ее первый муж, Михаил Борщевский - он старше, и он больше общался с такой почти богемой, художественной элитой города, музыкантами. Галя совершенно органично вписалась в этот круг – я бы назвала этих людей элитой города и страны того времени. Я видела этих людей, хотя близко не дружила. Они бывали у нас дома, но я не вписалась. А она вписалась. Это особый дар, видимо, дар обаяния, дар того, как она притягивала самых разных людей.

И тут, может быть, кстати, пример из более поздней жизни. Когда она работала советником президента и сидела в этом жутком кабинете Фурцевой, она назначала разные встречи, всегда было много посетителей. И вот должна была как-то приехать одна испанская делегация. Галя опаздывала (и опоздала в итоге на целых два часа!). Мы, ее помощники, пытались, как могли, испанцев развлекать, поили их кофе восемь раз, еще что-то придумывали, а они были явно раздражены. Тут входит Галя, слегка извинившись, изящно так - ах, я как-то задержалась, - и через секунду ей не просто все простили, испанцы были счастливы, что она пришла, рады, что повидались с ней. И такое часто происходило. У нее был такой оптимизм специфический, временной - она с утра задумывала сорок восемь дел, и была уверена, что успеет, потом на первое опаздывала, съезжали остальные, какие-то проваливались, но все-таки она успевала удивительно много. Но поэтому же и опаздывала слишком часто. И в депутатской приемной в Петербурге: люди сидят, ждут, у них беды, проблемы, решить их вряд ли возможно. Но когда появлялась она, люди бывали так довольны тем, что удалось поговорить с ней (несмотря на то, что она не могла ни прибавить пенсию, ни решить жилищный вопрос - а с этим чаще всего приходят), что уходили с легким сердцем. Даже не получив ничего конкретного, были рады, что их выслушали, им было приятно пообщаться с Галиной Старовойтовой. Это все загадки человеческой психики и, в том числе, Галиной личности.

Ее обаяние проявлялось в самых разных областях. Как много мужчин было в нее влюблено! По самому разному - кто-то домогался близости, с ума сходил, кто-то хотел просто быть рядом с ней. Разные типы влюбленности сопровождали ее всегда. Казалось бы, она такой властный, сильный человек, а мужчины якобы любят слабых женщин. Это, наверно, мифы. Мужчины любят, во-первых, разных женщин, слава Богу. Во-вторых, многие тянутся к сильной личности, но она не подавляет, а сила в сочетании с женственностью создает специфическое обаяние. Ее всегда любили мужчины, у нее было столько поклонников!

Это обаяние было каким-то даром. Она не работала никогда ни с какими имиджмейкерами. Мы, близкие, считали, что она не очень удачно одевается, все хотели приспособить ее к какому-то модельеру. Наконец, подруга отвела ее к Татьяне Парфеновой (последний год Галя несколько вещей сделала у нее). Но Галя не поддавалась чужому, пусть и замечательному стилю, она осталась такой, какая есть. Мне кажется, это было ей органически присуще, а в то же время работа публичным политиком тренирует. Особенно когда работаешь в парламенте советском, российском - здесь ясно, что тебе больше 30 секунд не дадут, “отрубят” микрофон. Видимо, вырабатывался навык, к которому она была способна изначально - Галина могла в 30 секунд вложить столько, что другой бы в три дня не сумел сказать.

Представьте себе Ереван, 1989 год, самое начало новой политики. Миллионный митинг. И - говорить на эту площадь! Ей было трудно, но она преодолевала себя, и сразу это шло, и люди воспринимали сразу. Но постепенно навык нарабатывался, и формулировки очень емкие: она могла в короткое время сказать очень много, четко и в то же время так, что "из песни слова не выкинешь", а вместе с тем трудно придраться и в суд никто не подаст, хотя, бывает, такое скажет… но не прицепиться. /…/ Галя и ее первый муж Миша - два сильных лидера, и прожили вместе 22 года, это удивительно. Оба обаятельных и оба одаренных. Это была чудесная пара. И как бы заводилой был Миша, но у Гали была своя роль. Где-то она могла перехватить разговор, где-то придать другую эмоциональную окраску. Потом - реакция мужчин на нее, она создавала особую атмосферу. Она очень любила пококетничать. Просто так, далеко не всегда предполагая какие-то последствия. Кокетство было для нее игрой, у них была хорошая семья. Но кокетство создает атмосферу, заводит других.

Мы встречали, по-моему, 1978 год, когда Миша придумал взять напрокат театральные костюмы на новогоднюю ночь. Ну и мы все взяли… мужчины – фраки, дамы - платья времен Екатерины или Елизаветы, бальные платья. И только Галя догадалась выбрать костюм гусара. И в этом костюме гусара она была великолепна, совершенно отличалась от всех. Как она это почувствовала? Опять дар, у меня одно слово. Одарённый человек. Во всём. Во всём. Что в науке, что в политике, что в дружеской обстановке.

Замуж мы вышли одновременно, в 1968. У Гали была свадьба 29 апреля, а у меня 3 мая. Сначала хотели мою раньше, но потом решили – старшая сестра, пусть она будет первой. И вот было две свадьбы, на каждую пригласили домой более чем по пятьдесят человек, и всё это устраивала мама. Я тогда только заканчивала школу, пригласила весь класс, у Гали тоже были разные друзья. Какие-то общие гости, какие-то разные, но, в общем, было две свадьбы подряд в четыре дня. И потом у нас родились дети тоже с разницей в четыре дня. Это не значит, что мы забеременели в первую брачную ночь (дети родились через полтора года), и мы не сговаривались, но получилось так. Но на этот раз я ее опередила - мой сын Сергей родился 18 октября, а Галин Платон 22 октября 1969 года. Мы одновременно ходили беременные, вместе соблюдали какую-то бессолевую диету, особенно строго Галя (у неё немножко стали отекать ноги), а я больше за компанию, потому что всё проходило легко. И Миша очень любил гулять с нами двумя. Под руку выводить двух очевидно беременных женщин. Все обращали внимание, он был этим очень горд. Ему было 30 лет, он впервые становился отцом и поэтому относился к этому серьезно и с гордостью. И вот наконец это произошло. И когда у меня родился сын, а Галя еще лежала в дородовом отделении, Миша сказал: ну всё, значит, у нас будет дочка. Он так хотел сына. И всё-таки у него тоже родился сын. Да, ещё такая подробность: когда Галя лежала в дородовом в Снегирёвке, туда ведь водили студентов, обучали, и показывали им Галю как пример беременности двойней - вот, мол, одна головка, вот другая. Мы уже приготовились, что будет двойня. Родился один Платон. Вес - 3500. Всё нормально, всё обычно, но тяжело они нам достались - рожали тяжело. Но ничего, мальчики получились, по-моему, хорошие, способные.

А потом все вместе в одной квартире мы жили. Папа с мамой, я с мужем, Галя с мужем, двое детей и ещё Мишина мать, Галина свекровь Раиса Исааковна. Все вместе мы жили в одной квартире - девять человек, два младенца, у каждого сорок пелёнок в день. Там был большущий коридор, который был завешан бельем. Не было же никаких памперсов и прочего. И вот каждый день дважды по сорок пелёнок, каждый день стирка, глажка, поначалу с двух сторон. Стирал абсолютно всё Миша. Он сразу сказал: стирать буду я. Причём начал с пелёнок, а потом у всех нас одежду в стирку отбирал, причём, насильно. Я сначала стеснялась отдавать бельишко, но он просто приходил в комнату, без разговоров открывал шкаф, собирал вещи и всё стирал.

/…/ А ссориться было некогда. Дети маленькие. Надо купать одного, другого, с одним-то сколько хлопот. Как двойня в семье, практически. Искупать, сбегать на молочную кухню… Менялись иногда – ушла я, Галя покормила обоих, Галя ушла, я покормила. Экспериментировали.

* * *

/…/О Коммуне. Была такая "демплатформа" в ВЛКСМ. Наша, Кировская коммуна существовала, как я помню, в 1962-64 годах. Было два выездных лагеря, два лета - отправлялись старшеклассники в Ленинградскую область, под Лугу. Старались сами все делать. Сами устанавливали палатки, сами готовили еду, мыли котлы. Работали на полях. Но с самоокупаемостью было, мягко говоря, сложно. Помню, как нас поразили расценки сельхозработ: прополка бесконечно длинной грядки свёклы - "от забора до обеда" - стоила 7 копеек.

Почти сразу после начала работы лагеря Галю избрали председателем Совета коммуны. Народ избрал. Она уже тогда была избранницей народа. Для меня тогда это было естественным. Понятно, что её избрали, она везде лидер. Это нормально. Я была в младшем отряде. Вечно так, когда в семье две девочки, то и - два разных образа. Одна старшая, сильная, умная, а другая зато "хорошая девочка". Я себя так и старалась вести, и мне удавалось. И для меня было естественно, что она опять там главная.

Именно в этой коммуне мы познакомились с нашими будущими мужьями. Лагерь нас всех приучил к Окуджаве, к свободе мышления. Грядки – это тяжелая сторона, а зато каждый вечер - костер. Мы обсуждали самые разные вещи, философствовали, говорили о будущем страны, делились мечтами. Дискуссии были, например такая: "Гордость – это предрассудок или нет?" Это мы, младшие, обсуждали. И - становились взрослее. На глазах умнели, задумывались о важных вещах. Устраивались национальные дни" - достаточно условные, с юмором. Помню "армянский день" - рассказывались анекдоты из серии "Армянского радио", а героями дня были все, у кого фамилии заканчивались на -ан или -ян - евреи, молдаване, армяне… Были частушки, песни. Кусочек одной из них:

И всегда были песни у костра. Несколько ребят играли на гитаре, мы все пели. Больше всего - Окуджаву. А еще песни Ады Якушевой, Городницкого, Визбора, Кукина… Песни все были неофициозные, камерные, человеческие, бардовские - настоящие. Про любовь, про людей, про дружбу. Были и свои песни. Например, отвальная, сочиненная Галей Старовойтовой. Такие помню куплеты:

В нашей семье все пели, и мама и папа. Папа и сейчас может спеть арию князя Игоря. Мама - комсомолка, спортсменка, отличница. Абсолютный слух. Я тоже давала для хора в музыкальной школе “до”. Мне было трудно, но Галя преодолевала себя, ей было легко. Галя любила иногда музыкальную шутку сделать: например, спеть соль-мажорную сонату Моцарта с нотами, т.е. сольфеджировать, успевая произносить при этом, где бемоль, где диез. Легко! И ещё она играла на виолончели. Всё как-то удавалось.

/…/ Не помню точно названия должности, но кем-то вроде идеолога (в лучшем смысле этого слова), таким вот "замполитом" нашего лагеря был Миша Борщевский, а председателем Совета друзей (высший наш руководящий орган) - Галина Старовойтова.

И вот тогда, в лагере этом выездном, у Гали завязались романтические отношения с ее будущем мужем. Коммуна сыграла такую роль в нашей судьбе - у нас обеих сложились "посткоммунистические" браки.

Вспоминается еще наш лагерный диспут о лозунге коммунаров: "По зову партии - по велению сердца". Некоторые ребята осмеливались с ним не соглашаться, и это вызывало у меня восторг. По тем временам от подобного обсуждения захватывало дух. "Дискуссионный клуб" продолжался осенью и зимой. Собирались во Дворце культуры им. Горького, у Нарвских ворот.

Мне представляется, что, как и в Европе 68-го, это была попытка построить "социализм с человеческим лицом". Это был образ жизни. Это было человеческое общение - та самая роскошь. По тем временам это был "кислород" - глоток воздуха свободы. Вкусившие его уже имели (в разной степени, конечно) другой состав крови.

/…/Уроки школьные мы с Галей не делали. Я делала только в старших классах, когда не хватало общего развития. А она вообще не делала уроков, всё ей давалось легко.

В 397 школе Кировского района, где училась Галя в старших классах, был исторический кружок. Руководителем кружка был директор школы, учитель Анатолий Иванович. Он сам историк, очень хороший человек, пожилой уже по тем временам. Галя в работе кружка активно участвовала. Анатолий Иванович к ней присматривался, давал особые задания. Однажды у них возник спор, исторический спор. Галя была уверена, что она права. И чтобы доказать свою правоту, каким-то образом добилась прохода в Публичную библиотеку, в тот отдел, куда пускали только кандидатов наук, а она школьница, причём она не обманывала, не делала никаких ходов незаконных, она умела убеждать аргументами. И она убедила сотрудников Публичной библиотеки, что ей действительно надо. Её пустили. Галя достала Ключевского, ещё кого-то из авторов, которых невозможно было в школьной программе найти, она достала, сделала выписки и доказала Анатолию Ивановичу, что она права. Надо отдать должное Анатолию Ивановичу, директору советской школы, -он признал, сказал перед всеми, что считает, Галя Старовойтова должна возглавлять этот исторический кружок. И так оно и стало.

Я думаю, что Галя была счастлива по-разному, она многогранный и сложный человек. Если в политике удавалось что-то сделать, даже помощь конкретному избирателю, она радовалась. Платон рано пошел, первые слова стал говорить - она гордилась. Была счастлива в общении с внуком. Те, кто знает её на экране как "железную леди", совершенно не могут представить её с внуком. Галя-бабушка совершенно была другая. Она не знала, как ему угодить. Вроде воспитывала, но разрешала ему абсолютно всё. Задаривала подарками. Млела, расплывалась. Смягчались движения. Становилась доброй тётенькой, никаким не политиком. Если бы не это, ей тяжело было бы жить. С ним отходили в сторону проблемы, макашёвские нападки, необходимость спорить с "противниками", а потом получать от своих же близких: какая ты стала агрессивная, резкая! А что делать? Были эпизоды, когда ей хотелось бросить депутатский мандат, невозможно было работать, если Дума принимала невозможные решения, поддерживая того же Макашёва, например. И вдруг – Тёма. Она идёт с ним куда-то. Отдушина. Это тоже момент счастья, что есть такое тепло.

/…/ У нас в семье так заведено, родителями еще - к детям относиться почти как к взрослым. Когда мы отмечали сорок дней гибели Гали, мне пришлось быть кем-то вроде ведущей за столом. И так, как у нас принято в семьях (и в родительской, и в наших), детей мы всегда привлекаем ко всему. И я предложила Тёме сказать что-то о Гале. Я думала, он откажется, но предложить считала нужным. И вот что сделал этот ребёночек. Он, конечно, нервничал, поднапрягся, но овладел собой и прочитал стихотворение Мандельштама "Тайна". Когда закончил, вздохнул и сказал: "Теперь у меня тоже есть тайна, я не знаю, куда делась моя бабушка".

В последние годы ведь отношения у нас были совсем непростые. Из-за этой сумасшедшей жизни никогда толком нельзя было поговорить. Вечно это были ее отрывистые указания. Я иногда спорила, раздражалась, говорила: это я буду делать, это не буду. Что-то делала, что-то не делала. Хотела, чтобы отношения были человечнее. А сейчас, когда ужасное случилось и прошло время, я всё это забыла. Осталось только хорошее. Конечно, боль и недосказанность есть, но всё-таки теперь мне кажется, что у нас были очень хорошие отношения. И все эти сложности забываются. Я вспоминаю её в семейных отношениях, с родителями, больше, чем на думских трибунах.

У нас в семье она принимала все решения. В этом смысле мне теперь трудно - осталась за “старшого”. Мне психологически было трудно, но приходится справляться. Справляюсь. Начиная с организации похорон. Это, мягко говоря, непростая задача - командовать государственными похоронами. При этом еще состояние соответствующее.

Всегда принимала решения она. Заболеешь, потеряешь работу, все равно я знала – не дадут погибнуть, Галя поможет. Попала в больницу - Галя приехала. Помогла. И теперь этого нет. Я научусь быть за старшого.