Фонд "Музей Галины Старовойтовой"

Ольга Старовойтова: Судебный процесс подходит к своей финальной стадии или, можно сказать, подошел. Полтора года длился сам судебный процесс. А процедура такая не совсем юридически грамотная. Поэтому немножко расскажу. Следствие имеет этап так называемого предварительного следствия, и судебный процесс, по сути, является продолжением некоего, если так можно выразиться, следствия, поскольку в ходе суда выясняют иногда новые обстоятельства или подтверждаются или отвергаются те, которые были выявлены в предварительном следствии. Суд идет полтора года. Сейчас заслушаны доказательства, заслушаны свидетели с обеих сторон, то есть со стороны обвиняемых, со стороны потерпевших, со стороны обвинения. Я представляю сторону потерпевших – официально у меня такой статус. И теперь мы заслушали прокурора с обвинительной речью, которая длилась более четырех часов. Потом заслушали адвоката, который представляет мои интересы.

Е.Л.: А кто это?

О.С.: Это помощник Юрия Марковича Шмидта, Леонид Сайкин. Мы с ним работаем на полном доверии. Кстати, я должна подчеркнуть, что я безмерно благодарна этой адвокатской конторе. С первого дня они сказали, что не возьмут с меня средств. Если у кого-то есть иллюзии, что у Старовойтовых – богатая семья, то я советский пенсионер – 1989 рублей пенсия. Так что, если бы адвокаты не повели себя так благородно, мне было бы очень трудно. Выступил наш адвокат Сайкин. Потом выступали адвокаты обвиняемых. Обвиняемых сейчас шестеро, а адвокатов там, по-моему, десять. На скамье подсудимых, напомню, шесть человек, обвиняемых в совершении этого преступления. Прокурор в своей обвинительной речи попросил суд присудить высшую меру наказания тому, кого считают организатором преступления и тому человеку, который стрелял. Я категорически против высшей меры наказания, но в нашей стране действует мораторий. Поэтому эти двум людям грозит пожизненное заключение. Другое дело, что это решение будет принимать суд. Кому-то грозит 15 лет, кому-то – 12, там разные сроки. И одному из молодых участников это группы или “коллектива” обвинение предлагает дать 4 года. Он сотрудничал со следствием, много помог и так как года почти 2 он уже отсидел, я, например, согласна с таким сроком. Хотя не я это решаю, это решает суд. Сейчас в суде объявлен перерыв. 23 мая он продлится. Это время дано специально такое большое, чтобы обвиняемые могли подготовить свое последнее слово. После этого будет, видимо, звучать приговор.

Е.Л.: Ольга Васильевна, насколько суд прислушивается к тем очень странным, на мой взгляд, словам защиты обвиняемых, когда прелагается рассматривать в качестве алиби слова родственников, самих обвиняемых, они подтверждают алиби друг друга? Это очень странная картина.

О.С.: На самом деле, вы спросили, как реагирует на это суд. Суд реагирует на это профессионально. То есть с непроницаемым лицом он реагирует на все. И так и должно быть. И трудно определить, каково отношение судьи к тем или иным словам. И так и должно быть. Если судья профессионал, то он не относится к этому личностно. Поэтому трудно судить. Что же касается моих впечатлений, то, когда мать говорит о своем сыне, что она с ним вместе была в этот день, я ее понимаю, я ей очень сочувствую. Но трудно сказать, правда ли это. Я не могу утверждать, что это ложь. То есть попытка создать алиби мне показалась не сильно убедительной, поскольку это все близкие люди. И я – не дай Бог, конечно – так прикидываю, что, если с моим сыном что-то случилось, конечно, я его бы защищала. Или с моим мужем. Близкие родственники, они рассказывают, что в этот день было новоселье, например. Я не знаю, как на это реагирует суд. Судите сами, слушатели, когда близкие люди и родственники говорят. По-моему, это не сильно убедительно.

Е.Л.: А подробнее о личности обвиняемых вы можете рассказать?

О.С.: Я читала материалы дела прошлым летом. Это 34 тома. Сейчас я читаю новый - 20 томов. Я об этом расскажу позже. Поэтому у меня есть представление о личностях обвиняемых. Почти все они из одного землячества, из одного места. Это город Дядьково в Брянской области. Они живут в Петербурге. Кто 10 лет, кто – 7, по-разному. Многие из них находятся в родстве – двоюродный брат, зять, брат жены и т.д. Это, по-моему, подтверждает версию следствия о том, что это создан коллектив группы, поскольку, когда люди из одного места родом, да еще и родственники, у них, конечно, повышается доверие друг к другу. Если, действительно, они совершили это преступление, то логично к таким нехорошим делам привлекать людей, которые тебя не выдадут. Один из них, Юрий Колчин, которого следствие считает организатором преступления, в его биографии есть такая строка ГРУ – Главное Разведывательное Управление. Кроме того, Юрий Колчин говорит о том, что он очень православный и поэтому он не способен на убийство. Но, однако, он добровольцем был в Чечне. Я не знаю, может быть, православная миссия туда ездила. Я не могу об этом судить. Я стараюсь, конечно, осторожно выражаться, я должна сказать, что как бы ни было чудовищно то, что произошло в нашей семье, когда я услышала из уст прокурора, что предлагается пожизненное заключение, я все-таки испытала шок. Я, действительно, против смертной казни. Одно дело, когда мы участвуем в дискуссиях гуманитарных и говорим о том, как это ужасно. А другое дело, когда касается тебя лично. Я поняла, что я, действительно, совершенно искренне против смертной казни. Может быть, суд присудит и не высшую меру, а, скажем, 20 лет, 22 года, там разные обширные сроки по этой статье 277. Там большой разрыв сроков, очень большая вилка. Это, конечно, будет решать суд.

Е.Л.: Эти люди – это группа наемных убийц организаторов. Их наняли с этой целью.

О.С.: Я не могу этого утверждать. Похоже на то. По крайней мере, так считает обвинение.

Е.Л.: Подробнее о заказчиках можно что-нибудь сказать сейчас?

О.С.: К сожалению, заказчик абсолютно неизвестен. Мне представляется, что у следствия есть догадки, версии, но мне они об этом не говорят.

Е.Л.: Это должно быть, наверное, все-таки темой отдельного расследования. Кроме этих обвиняемых, видимо, следствие должно быть продолжено.

О.С.: Да, да, по процедуре. Сейчас я поясню. После убийства было возбуждено уголовное дело №55. Условно назовем его базовое дело. Из него выделено дело №27, по которому сейчас идет суд. Но 55-ое дело никто не закрывает – поиск заказчиков продолжается. А теперь вот на этой стадии из опять же базового, условно говоря, дела выделено еще одно дело. Ему присвоен номер 118. Я с ним сейчас знакомлюсь. Это по новым данным. То есть, может быть, кто-то слышал, кто-то нет, еще один предполагаемый член этой группы – Стехновский. Был экстрагирован в мае прошлого года из Бельгии и он проходил в рамках этого процесса как свидетель. И еще некто Лелявин, брат одного из Лелявиных, который среди шести подсудимых по этому делу. Он тоже давал показания пока в качестве свидетеля. Но я не знаю, на какой стадии им было предъявлено обвинение, но они в этот процесс уже не вошли. Поэтому по ним будет новое судебное разбирательство, по этим двум персонажам. Эти граждане, следствие считает, что они тоже причастны к этому злодеянию. Процедурно нельзя вмешаться в этот уже судебный процесс. Будет отдельное судебное разбирательство. Но в то же время изначальное базовое дело №55. Я постоянно спрашиваю следствие, как там продление? Да, его продляют, и никто не собирается его закрывать. Потому что нужно докопаться все-таки до истины, кому все же это нужно было сделать.

Е.Л.: Те люди, которые сейчас находятся под следствием, против которых выдвинуто обвинение, ничего не говорят о том, откуда получен заказ?

О.С.: Да, они ничего не говорят. Из шестерых трое вообще отказываются давать показания. А когда им предоставляется слово, то они начинают философствовать. Вот, например, слово Юрия Колчина было 12 апреля. Он всех поздравил с днем космонавтики, начал философствовать, что вот нажать кнопку – и ты в космосе, ты там, ты там. Но он ни слова, естественно, не сказал о том, кто это заказал, потому что он отрицает свою причастность к этому деянию. Так что от них пока ничего не слышно.

Е.Л.: А теперь, Ольга Васильевна, давайте расскажем о деятельности Фонда и о том, какой конкурс сейчас проходит.

О.С.: Фонд Галины Старовойтовой мы создали практически сразу после ее трагической гибели. Причем у меня сначала даже не было никакой идеи. Вообще было как-то не до того. Надо было как-то держать родителей. Вдруг совершенно неожиданно я стала главой семьи. Психологически это была жуткая проблема, потому что я классическая младшая сестра. И хотя я была уже в серьезном возрасте, но психологически все мы имеем свой собственный возраст, а не календарный. И были, конечно, очень тяжелые моменты, почти кризисные, когда нужно принимать решения. Как родителей перевозить ко мне или нет? Как куда-то ехать им отдыхать? Врачей? Мне было безумно трудно. Может быть, это смешно кому-то, потому что мне было уже около пятидесяти, но факт есть факт. Но все-таки я с этим справилась так или иначе, насколько это было можно. А бывшую приемную депутатскую обращались люди. И было много звонков. И на похоронах люди помнят, какая была реакция города, страны и даже мира. То есть люди хотели, чтобы как-то была увековечена память, чтобы что-то осталось. И, собственно, можно сказать, что это было проявление гражданского общества. Они нас вынудили заняться этим. И уже в марте 99-го года, то есть через 4 месяца после убийства, мы организовали Фонд. Собственно организационный процесс шел раньше. В марте мы уже зарегистрировали. Это бесприбыльный общественный Фонд Галины Старовойтовой. Фонд имеет два направление. Сохранение памяти – там есть музейная экспозиция. И как бы, чтобы это все-таки был живой фонд, а не просто мемориальный фонд, мы каждый год с 99-го года проводим молодежный конкурс. Дело в том, что я об этом узнала не от Галины Васильевны. А когда ее убили, мне позвонил Дмитрий Сергеевич Лихачев, покойный, и сказал, что она была у него 9 или 10 ноября, он не мог вспомнить, то есть накануне, и они собирались создать Фонд. Конечно, я тут же к нему поехала. Это отдельная тема. Это очень приятная с ним встреча. Это удивительный, конечно, человек был. И он мне рассказал, что они с Галиной Васильевной планировали создать Фонд поддержки молодых талантов, потому что они же люди были, как говорится, высокого полета, но они оба были простые и не оторванные от жизни. Они прекрасно знали, как живет студенчество, аспиранты. И хотели собрать такой Фонд под их имена, чтобы помочь талантливым молодым студентам, аспирантам, соискателям, то есть талантливой молодежи. И были наброски, какие-то уставы и даже было имя “Галатея”, которое предложил Лихачев, а Галина Васильевна поддержала. Вот мы придумали такой конкурс. У конкурса каждый год меняется тема, но всегда эта тематика касается деятельности Галины Старовойтовой. То есть по ядерной физике у нас вряд ли будут темы. Она была ведь этнограф, ученый. В политику она пришла уже после сорока. А до этого она была ученым, который ездил в экспедиции, почему она так и знала проблемы Карабаха, Абхазии. Она там просто бывала в полевых отрядах еще в 70-е годы, ездила в грузовиках, опрашивала долгожителей. И у нее остались интересные дневниковые записи полевых исследований, разговоры с этими самыми долгожителями. Это отдельная тема. Можно когда-нибудь об этом еще поговорить, потому что это любопытно. Так что первая наша тема была посвящена этничности, национализму, потом – свободе слова, разным аспектам. В этом году тема о проблемах гражданского общества. Вот много разговоров в обществе, в элите общества, у политологов, каких-то специалистов о том, что у нас то ли нет гражданского общества, то ли оно слабое, то ли оно какое-то особое. Такую дискуссию мы поднимаем этой темой. Пришло уже 26 работ на конкурс. Должна сказать, что сбор работ заканчивается. Если у кого-то еще что-то есть, то буквально в 2-3 дня нужно пересылать работы. Чтобы понять, как это сделать, я скажу телефоны нашего Фонда. Последний день, когда можно связаться именно по сдаче работ – это суббота. Суббота, с 12 до 16 часов, на Большой Морской улице, дом 35. Это от “Астории” два дома в сторону Невского, близко к Исаакиевской Площади. И там такой телефон: 314-37-28. В субботу последний день, когда можно связаться, уточнить требования к работе и переслать их по электронной почте – там дадут мой электронный адрес. Рассылка членам жюри мною уже осуществляется, но последняя порция еще осталась. То есть если у кого-то есть на этот счет мысли или какие-то прежние работы… Единственное условие, чтобы они прежде не публиковались. Потому что по итогам конкурса мы каждый год издаем сборник.

Е.Л.: А кто может участвовать в конкурсе?

О.С.: Могут участвовать студенты, аспиранты, соискатели и кто закончил ВУЗ, но еще не устроился. Ограничение, собственно, одно – до 30 лет, потому что это молодежный конкурс. Но в позапрошлом году один молодой человек написал работу, позвонил мне в ужасе и говорит: “А мне неделю назад исполнилось 30”. Конечно, мы его взяли.

Е.Л.: Ольга Васильевна, вот вы столько лет проводите эти конкурсы. Можно ли что-то сказать о том, какие тенденции молодежи, какие мысли она излагает?

О.С.: Мысли самые разные. Вы знаете, у людей моего возраста, после пятидесяти, как-то принято говорить, что молодежь не та пошла. Я всегда считала, что это глупость, потому что также говорили и при Цицероне. Молодежь всегда другая. И, слава Богу. Это развитие общества, и молодежь всегда должна быть другая. Конечно, что-то нравится, что-то не нравится. Но когда я работаю по этому конкурсу, я читаю работы, общаюсь с этими людьми, у меня душа поет. И я начинаю думать, знаете, как люди, у которых горький опыт, и прожита уже большая часть жизни, часто бывают пессимистичными. И у меня бывают такие настроения. Я признаюсь. Но когда я общаюсь с этими ребятами, просто хочется сказать: “Есть будущее в нашей стране”. Это талантливые прекрасные дети. Некоторые из них, с моей точки зрения, пишут не очень сильно. Но сам факт, что они думают на эту тему, что они высказывают свое мнение, что они активные, они чего-то хотят в жизни добиться – это просто, я еще раз говорю, душа поет. Смотришь на них, на эти молодые умные глаза и думаешь: “Да, нет. Все будет хорошо. Все будет хорошо”. Что-то мне не нравится в нашей стране, как всем, что-то нравится. Но вот это просто радует.

Е.Л.: Расскажите, пожалуйста, о прошлогоднем конкурсе. Как он прошел? Кто победил? Что за тема?

О.С.: В прошлом году вышла какая-то странная вещь. Победил, можно сказать, факультет социологии. Это случайно. Конкурс проходит абсолютно анонимно. Ребята представляют работы в электронном виде, на бумаге и на дискете без фамилии, без факультета, безо всяких данных. А в конверте, запечатанном, написано, что я там Иванов Иван Иванович, студент третьего курса факультета журналистики и т.д. И никто не знает. Мы им присваиваем номера, и работы рассылаются членам жюри с номерами. Прежде у нас первый конкурс выиграла девочка из Кораблестроительного института, например. Часто побеждали из Европейского Университета ребята. Это сильная организация. Причем у нас же несколько призов. Первый, два вторых, три третьих места. Один раз было, наоборот, три вторых места, как показывает арифметика, и два третьих. Однажды был у нас специальный приз, потому что мальчик написал как бы не совсем по теме, но работа была блестящая. Мы могли ее оценить. Мы придумали, купили ему всякие компьютерные прибамбасы, чтобы как-то поощрить. А в этом году совершенно случайно оценки там смотрим. У нас пятибалльная система и можно с десятыми. И вот смотрим – 4,75, 4,82, когда среднее арифметическое – и выводим. Под номерами работы. Потом открываем конверты и с удивлением обнаруживаем – факультет социологии Санкт-Петербургского Университета, 5-й, 4-й, 3-й курсы. И вот шесть человек так выиграли – один факультет. Почему, я не знаю. Но вот так сложилось. Даже, может быть, кто-то подумает, что мы лоббируем этот факультет. Я даю честное слово, что это было обнаружено к всеобщему удивлению членов жюри.

Е.Л.: Ольга Васильевна, еще, может быть, мы расскажем все-таки о тех требованиях к самой работе. Если у ребят уже что-то готово, какие-то материалы, но они не знают, насколько эта работа подходит, не подходит для конкурса.

О.С.: Работы, в общем, не имеют жестких требований. Пожалуй, жесткое требование – это объем. Если работа, скажем, больше 20 страниц, то надо пожалеть членов жюри. Все же работают бесплатно, как мы, так и жюри. Все на энтузиазме. Поэтому нельзя заставить членов жюри читать 30 работ огромного объема. Средний объем – от 10 до 16 страниц. 20 – это максимум. Это одно из ограничений. Что касается структуры работы, она может быть совершенно разной. Кто-то проводит небольшие исследования, скажем. Один текст, который я прочла вчера, там человек опрашивал своих знакомых и соседей, почему не идет ЖКХ именно в развороте гражданского общества. Это тема гражданского общества. Структура гражданского общества, те же самые ТСЖ – Товарищество Собственности Жилья, о которых много говорят. Это, в общем-то, активность граждан. И это одна из форм, одна из структур гражданского общества. Вот он опросил своих соседей, своих друзей и, видимо, своих соучеников, как они считают, почему они не идут. То есть микроисследование. Оно, конечно, не имеет крупной научной ценности, поскольку сама статистическая база маловата. Но, однако. И он это адекватно описывает, что он не претендует на последнее слово в этой науке. Но он описывает, что вот в такой-то среде мне встречались такие-то люди, в такой-то – такие-то. И дальше из этого он выводит, почему вообще у нас слабовато гражданское общество. Это как бы исследование. Один человек прислал работу с Дальнего Востока по электронной почте, с корабля, из-за океана – это так было приятно. Он просто рассуждал, как говорится, о судьбах России. Молодой мальчик. Он об этом думает. Оригинальные мысли. Интересно думает о судьбах России, почему наше население считается традиционно более пассивным, чем, скажем, европейское, почему мы себя не отстаиваем, свои права, почему не защищаем ближнего в правовом смысле. И вот тоже он это повернул на то, что же такое гражданское общество. Собственно, он там не дает ответов - он задает вопросы. Но читать это интересно. То есть это, сказала бы я, скорее, жанр эссе. Размышления на эту тему.

Е.Л.: Это тоже допустимо?

О.С.: Да, конечно. Формы допустимы любые, но, конечно, больше шансов на победу имеет работа, если более, скажем, структурирована, если она имеет выводы и заключения. Потому что иногда мысль расползается по древу. И как бы что сказать хотел? Обо всем сразу. Если работа имеет какую-то основу, использованную литературу, научные источники. Все-таки это конкурс не просто так, а такой молодежи, которая стремится к научной деятельности, к исследованиям. Если в работе есть структура, есть заключение, есть еще какие-то исследовательские моменты, список использованной литературы – желательно, чтобы он был небольшой – у нее больше шансов. Но жестких критериев у жюри не выработано, и жюри состоит из разных специалистов – социологи, психологи, правоведы - в зависимости от темы. Однажды, когда у нас была тема доступа к информации, то мы привлекали Юрия Марковича Шмидта, поскольку выиграла работа по доступу населения к экологической информации. Проблемная такая работа. Мне показалась она блестящей, но я попросила прочитать ее Юрия Марковича, потому что он же специалист в этом деле. Может быть, слушатели помнят, он блестяще защищал Александра Никитина, и они выиграли это дело. Когда Юрий Маркович посмотрел эту работу, он позвонил и стал – он очень спокойный человек – просто кричать: “Ольга Васильевна, у этой страны есть будущее! Это блестящая работа! Как я рад, что дети так понимают это все!” И вот мы такие иногда испытываем радости.

Е.Л.: Да, Ольга Васильевна, действительно, если хотя бы часть ребят задумываются об этих проблемах, это здорово.

О.С.: Да. Всегда жаль, что маловато участников конкурса. Но не числом, так умением.