Позиция

Труднее ли депутату-женщине, чем мужчине? Конечно, у женщин есть специфические проблемы, среди них и демографическая: переизбыток женщин среди населения не лучшим образом сказался на семье, морали, “самоощущении” самих женщин. Но все-таки не хотелось бы признавать отдельно взятый женский вопрос. Ведь это то же самое, что согласиться, например, с существованием неравенства наций. И тут есть свои проблемы. Но на частый вопрос: “Не нужен ли новый закон об ответственности за неравноправное положение наций?” я отвечаю отрицательно. Зачем? Разве не анахронизм - законодательно регулировать то, что само собой разумеется для демократически мыслящего человека и принадлежит к категориям нравственности, социальной психологии, права.

В целом женский депутатский корпус мог бы быть посильнее. Есть в нем, как и в мужском, люди с представительскими ролями “спецрабочих”, они никогда не выступают, голосуют так, как голосует президиум. Но есть и яркие, неординарные Клара Халлик, Марью Лауристин, Евдокия Гаер - такая искренняя, что можно было бы считать ее в этом смысле неполитиком, если бы искренность, честность не оказались сегодня среди мощных политических качеств, - и другие. По-настоящему избранные женщины работают. И я повторю уже сказанное мною на прошлой сессии Верховного Совета: если выбирать женщин лишь как женщин, то некоторые могут решить, что их пол - это и есть их потолок.

Да, женщин мало наверху, и сегодня трудно помыслить, чтобы президентом у нас была женщина, и в этой связи мне очень интересно, предложат ли хоть одну женщину в качестве альтернативного кандидата на президентский пост. Но не квота Комитета советских женщин решит эту проблему. Вообще, мне кажется, что существование такого комитета должно унижать женское достоинство: что за протекционизм, что за странное отношение к женщине как к слабому социально и интеллектуально существу, которому без лазейки, без помощи специальной организации не пробиться. Хотя стереотипы общественного сознания сильны не только в регионах, исповедовавших ислам. Помню, как мне самой, устраиваясь на работу, пришлось скрывать, что я жду ребенка. А когда предстоящий декретный отпуск стал очевиден - работать за двоих и за троих, чтобы компенсировать как-то и потерю интереса администрации, и собственное чувство вины. За что? Ведь была молода, энергична, работяща.

Я не думаю, что женщине надо стремиться к карьере любой ценой. Здесь стоит обстоятельства соотнести со своими возможностями. Мужчине я не могла бы простить низкий уровень притязаний, женщине - охотно. Одинаково отвратительны шовинизм и авторитаризм, причем у женщин они чаще от низкого уровня культуры, а среди мужчин такое позволяют себе и интеллектуалы. Не воспринимаю мужчин с иными политическими взглядами.

Мою собственную жизнь прошлогодние выборы не изменили - перевернули. Я уже другой человек, себе не принадлежащий. И это тяжело, потому что всегда была склонна к сосредоточенному одиночеству, к тишине. Семья моя заброшена, и я мучаюсь все той же виноватостью, несмотря на то, что сын мой вырос, муж все понимает и оба они очень занятые люди. Знаю: однажды буду сожалеть, что чего-то семье недодала и маловато удавалось всем нам вместе видеться.

Я лишена и прежних возможностей заниматься наукой да и вообще писать, а мне хотелось бы написать книгу о парламенте, увиденном изнутри, и - пока не забылись детали встреч - об общении с Сахаровым (прошлой весной, кстати, он предсказывал пик политического кризиса в этом феврале - марте). Нет прежнего задушевного общения с друзьями. Теперь я чаще сталкиваюсь с непониманием, агрессией; могут назвать провокатором, могут сквозь зубы бросить: “Что вы говорите, имейте совесть”, - хотя всё, что я говорю, и есть моя совесть.

Жить приходится на три дома: у себя в Бескудникове, в гостинице “Москва”, где я снимаю номер, чтобы быть ближе к армянской делегации, и в самой Армении. И если бы не зарплата мужа, то не знаю, как бы я жила. Своих денег вроде бы не мало: 350 зарплата, 200 депутатских и гонорары от научных публикаций - их я передаю в армянский фонд милосердия. Но номер в “Москве” - это минимум 150 рублей, причем получаю его с трудностями; телефонные разговоры с Арменией и Карабахом - не менее 200, столько же - такси: ждать автобусов нет ни времени, ни сил, день начинается рано и заканчивается в два-три ночи. Помогаю беженцам. Помогаю неформальной прессе. Единственная привилегия - бесплатный билет на самолет. О каких-то покупках говорить не приходится, одеваюсь в то, что есть. Недавно съездила по научным делам за границу, приоделась немного - пиджак себе завела, чтобы ходить в Кремль.

Но как бы ни было тяжело, я ни о чем не жалею, хоть никогда не предполагала, что мой интерес к политике и моя любовь к Армении соединятся подобным образом. В Армении до выборов бывать пришлось лишь в карабахской экспедиции по изучению этнопсихологических факторов феномена долгожительства. Отец у меня белорус, мама русская. Теперь Арменией и армянами “больна” на всю жизнь, и меня восхищают армянские женщины - не только хранительницы очагов, но и та сила, которая помогает мужчинам быть мужественными.

Я верю в лучший исход политических событий. Я верю, что в народе, в его лучших представителях достаточно энергии, порыва и решимости идти к лучшему, чтобы противостоять разрушительной энтропийной тенденции. Такое бывает в редкие переломные моменты истории: субъективный фактор побеждает объективные тенденции, не внушающие оптимизма. И как поется в американской песне: “Мы все преодолеем...”