Анна Полянская – журналист:
То, что помню о Старовойтовой.
«Галина Васильевна моя…. Я все время сверяюсь по ней. Нет ей равного человека в моей жизни и боль не прошла за девять лет, все еще снятся сны о ней. Никогда при жизни, даже про себя, не называла ее на ты и по имени, без отчества. Как странно — мы постепенно становимся ближе по возрасту с каждым годом, ее время остановилось на лету, а мое все длится, она уже никогда не будет старше, я становлюсь… Раньше я была девочка-журналистка, а она знаменитый во всем мире государственный деятель, ученый, диссидент, интеллектуал, народный депутат, (где ключевое слово – народный, не в шутку, а всерьез). А теперь ее больше нет на свете и мне надо соответствовать ее памяти – человека, ученого, политика, публициста. Даже слов не существует таких в женском роде, что уже само подчеркивает уникальность ее личности. Но разве в этих заслугах и диссертациях дело…
Много было вокруг почтенных, заслуженных и ученых, такая у нас работа – журналист всегда общается с тысячами разных людей, вырабатывается некий профессиональный цинизм, привычка, но Галина Васильевна в моей жизни была такая – одна.
Оказывается, мучительно трудно вспомнить конкретные эпизоды и детали об ушедшем человеке, жизнь которого полностью изменила твою, краткое соприкосновение с которым поменяло все векторы и ориентиры, всё поменяло. Несколько лет работы и общения, огромный и мощный луч света, изменивший судьбу, а сейчас вспоминаются только мелочи – ее лицо, мимолетная улыбка, шутка, случайный поворот гордой головы и тень от нее на стекле, легкое дыхание, сумочка, чашка чая в руке, проход по коридору…
Так мало.
Но я попробую рассказать.
Есть блестяще образованные женщины-эрудиты, есть успешно занимающиеся наукой, есть защитившие всяческие диссертации, кандидатские, докторские, есть женщины-политики, депутаты, мэры. Но Галина была уникальна – при всем, выше перечисленном, еще и старшая сестра для всех, защитница, мать — сама сущность этого понятия, абсолютное добро и справедливость. Это неповторимое обаяние личности, спокойствие, достоинство, честь, легкая ирония, полное отсутствие снобизма. Видимо, все это вместе характеризуется словами интеллигентность и альтруизм.
Всегда — полное внимание к собеседнику, кто бы он ни был – бабушка в платочке, известный западный ученый, мальчик-солдат российской армии, депутат горсовета, уборщица или знаменитый актер… Мягкий спокойный голос, никакой нервозности и спешки, сила и мудрость взрослой доброй женщины. Нет чужих мелочей, все важно. Сколько я видела таких встреч и бесед… Я бы так не смогла, это очень тяжко – ведь не с радостями приходят люди к депутату, а с болью, скорбью и бесконечными проблемами. Но каждому – внимательный добрый ответ, совет или конкретная, адресная помощь. Звучит канцеляритом, но тут возвращался подлинный смысл словам, адресная, то есть самое необходимое в этот момент.
Помощь людям в беде, которой, увы, много, так много в нашей жизни. Скорая помощь. Ничего из чужих просьб она не забывала, что не успевала сама – поручала помощникам, да еще и проверяла – ну как, доставили носилки в аэропорт, где человек (посторонний) встречает свою парализованную мать из другого города? А студентам-археологам на раскопки в старой Ладоге деньги отправили? Это из ее депутатской зарплаты часть денег переводили студентам-археологам, у государства тогда на это средств не нашлось. Очень важные раскопки, открытия мирового значения, сама история России… Скорее всего, без ее помощи они бы и не начались, эти раскопки и открытия.
Вы бы отдали на беду незнакомым людям из своей не огромной зарплаты? А Галина Васильевна отдавала, никто, кроме близких, об этом не знал.
Самой ей надо было немного, быт вполне аскетический, дом как отель – вечером в душ и спать, рано утром на работу, вечно холодильник пустой, если подруга Люда Иодковская ничего в буфете не купит и не положит на полку. В ее петербургской небольшой двухкомнатной квартире (общая площадь которой около 50 квадратных метров) на канале Грибоедова 91, одна комната стояла абсолютно пустая – не было у нее времени, да и денег, чтоб ее толком обставить, все откладывала на потом. Так и осталась та комната пустой, одни обои. Ну не было у нее привычки скопидомничать, просто не до того, вечно другие дела.
Вы спросите – как же при такой непрактичности и пренебрежении деньгами и бытом у нее получались большие и серьезные политические проекты? Да видимо, это опять иррациональное, наше, российское. Обаяние яркой и светлой личности, огромная пассионарность – это привлекало сотни людей, они приходили сами, потому что нужно, цель правильная, честная, не Старовойтовой одной она нужна — России. Тысячи посторонних людей бескорыстно предлагали ей свою помощь, силы и время, брались за дела и проекты. Это был такой огромный светлый круг вокруг Галины Васильевны – захватывало и зацепляло тысячи людей. Ее потому и выбирали депутатом несколько раз, при почти полном отсутствии рекламных денег. Она делала правильное и вела себя честно, а это всегда чувствуется, люди ведь не дураки, все понимают.
Огромная сила личности, а мне все вспоминаются мелочи…
Запомнила сцену — однажды у нее дома в Москве, Галина Васильевна спрашивает нас с Русланом: «Мне сейчас нужно ехать на интервью Первого канала телевидения, что лучше надеть — синий или красный костюм?» И показывает нам их на вешалках. Мы с Руськой хором: «Синий, синий!» Потому что Галина Васильевна тогда была очень полная, журналисты шутили в думских кулуарах – «Памятник Родины-матери». Красный костюм бы ее полнил на съемках. Послушалась, надела синий.
Вот такая депутат ГосДумы – два костюма. Сейчас, наверное, нет таких депутатов.
Нет, не гламурная. Значительная, крупная, изящная, с ахматовским профилем и повадкой. Вечная женственность, достоинство, спокойствие и сочувствие. Со-чувствие.
Как же ее сейчас не хватает.
Из того, что помню:
«А погорельцам из провинции деньги перевели?» Незнакомым погорельцам. Чужим людям, просто тем, кто обратился к депутату, прислал документы – а таких людей в стране потенциально 140 миллионов. 30 тысяч писем в год на ее имя. Но обратились – значит, уже не чужие, чужих для Галины не было. Это абсолютно уникально, аналогов нет и я не знаю, как это передать, но посторонние люди чувствовали – такие вещи передаются суггестивно, вне разума, как магия. Ей люди верили, и она их не обманывала. Потому так дороги мне все ее видеозаписи на телевидении – ну как словами передать, что человек не лжет ни в чем из того, что говорит? А это чувствовалось даже в телеинтервью.
Или ее очередное выступление в Ленсовете, сейчас уж не помню тему. Роскошный старинный холл Мариинского дворца, золото и лепнина, красивая и достойная Галина Васильевна, вокруг нее толпа журналистов, фотокоры, вспышки, телекамеры, иностранцы. Она отвечает на многочисленные вопросы, в одну сторону — на английском, через секунду в другую сторону по-французски, в третью на русском. Потом тихо нам с Русланом, когда журналисты уже начали расходиться: «Ребята, принесите пожалуйста бутерброд из буфета, не успеваю пообедать».
«Нет, в депутатский гостиничный номер сейчас нельзя, там семья русских беженцев живет».
Мне: — Аня, моя статья про проблемы Дагестана отредактирована? Это потенциально очень опасный регион.
Это последнее задание от Галины Васильевны, присланное мне по факсу перед самым моим отъездом, в сентябре 98-го – ее статья о Дагестане, который она, как ученый-этнограф, хорошо знала. Предчувствовала, что там может рвануть, хотела попытаться остановить. Именно там потом и рвануло уже после ее гибели – исламистское восстание, рейд террориста Басаева в Дагестан, вторая чеченская война. Ее предупреждение опять не захотели услышать…
Так никто сейчас не живет, это очень трудно, больно, изматывающе. А ей днем и поесть было некогда, прислуги никогда не было, посылала вечером близких и помощников в киоск за пирожками. Один миллионер предложил купить роскошную шубу вместо ее обычного зеленого пальто — китайского пуховика, она посмеялась, иронически отказалась. Московский помощник Петя Кучеренко рассказывал – были в гостях у Аллы Пугачевой, на выходе она изумленно уставилась на пальто Галины Васильевны, на что Старовойтова, чуткая к полутонам, быстро нашлась: «Если купить шубу, то мои избиратели могут меня не понять». А на самом деле, не до шуб и тряпья ей было.
Наверное, нет больше таких, кто всерьез скажет «мои избиратели» и вообще подумает о них.
Какие, к черту, дикие деньги, газонефть и бизнес с коммерцией? Смешно. Да она в счетах не разбиралась, за квартиру не умела сама заплатить и показания со счетчика снять, это за нее родные делали. Если появлялись какие-то мелкие предвыборные финансы – поручала их помощникам, «я не умею с деньгами».
Ага, нефтяной бизнес. Два бизнеса. Наверное, горели бы ярким синим пламенем те бедные скважины, если бы кто их ей доверил. Не умела Галина Васильевна обращаться с большими деньгами и бизнесом, не ее это профиль. Она по другим делам. По человеческим. Благодаря ее правозащитной деятельности из плена в Чечне удалось освободить около трехсот российских военнослужащих!
Самый высокий патриотизм, тихий, без оваций, премий и финансовых дивидендов. Нам не собрать все, что было ею сделано за жизнь, мы всего и не знаем, слишком много было предпринято для тысяч обычных российских людей, которые не умеют писать письменные благодарности. Они просто тихо сказали ей спасибо и помолились о ней, или до сих пор приносят цветы на ее могилу, заказывают по ней панихиды в церкви. Всегда на ее могиле свежие цветы, мы не знаем, кто их принес и вспомнил ее добрым словом.
Будет ли так с каждым из нас? Вряд ли.
Вспомнинаю-перебираю всякие мелочи о ней. Парикмахерша моя Лена страдающим голосом: «Смотрю все выступления Старовойтовой по телевизору. Какая же она умная, прекрасная и добрая женщина. Но Ань, ну скажи ты ей – кто ж ее стрижет, да руки ему оторвать, этому халтурщику! Приведи ты Галину Васильевну ко мне, как я ее постригу и причешу, от всей души!» Ее действительно уважали и любили тысячи незнакомых простых людей.
Был у меня, как и у многих других, трудный период в начале 90-х – перерыв между двумя работами, зарплату задерживали, денег не всегда хватало на еду. Но я никому ничего не говорила, не жаловалась, искала подработки. Звонит Руслан: «Приезжай в кафе такое-то к пяти, Галина Васильевна вернулась из Америки (она там преподавала в университете), хочет тебя повидать». Я приехала, обрадовалась – давно ее не видела, стала расспрашивать про США, про работу. А Галина Васильевна вдруг достает из-под стола большую сумку: «Это для вас». Открываю – с ума сойти. Блузки, красивый белый костюм, шикарные свитера и даже вечернее синее платье! А еще джинсы и курточка моему ребенку. И размеры подходят, значит, она там, в Америке, думала о нас, когда покупала. А ведь я ей была никто, одна из многих сотен ее знакомых.
Просто замираю над этой сумкой – она даже не представляет, как выручила! Смотрю и с ужасом говорю – я не могу это взять, очень хорошие вещи. А Галина Васильевна улыбается, она любила дарить, и отвечает мне: «Возьмите, я покупала специально для вас. Очень хочу посмотреть, как это будет на вас выглядеть, идите и меряйте прямо сейчас».
А дальше был классный и веселый хэппенинг – я уходила в туалетную комнату кафе с очередной красивой обновкой, отрывала бирки, переодевалась и медленно возвращалась к столу походкой манекенщицы, мимо столиков, как по подиуму. И все посетители, а особенно большая компания англичан, сидевшая в кафе, начали аплодировать каждому моему очередному выходу в новом обличии, смеялись, одобрительно комментировали, как на модном показе.
Как-то моя мама попросила – познакомь меня с Галиной Васильевной, хочу подарить ей цветы. Это было перед самым моим отъездом в Париж, Галина погибла через три месяца. А незадолго до этой встречи с моей мамы ее ЖЭК пытался вытребовать немалую сумму денег, за плановый ремонт водопроводных труб. Мама испугалась, стала узнавать, где занять денег на ремонт, как быть. Позвонила мне. Я поехала в приемную Старовойтовой, посоветоваться. Помощники посмотрели нормативные акты и говорят – да это ж банальное вымогательство, в данной ситуации ремонт должен делаться бесплатно. И написали мне запрос в мамин ЖЭК, Галина Васильевна его подписала. Никакого эксклюзива в этом нет, так в депутатской приемной сделали бы для каждого обратившегося, это была норма. Таких запросов от депутата Старовойтовой отправляли сотни за месяц.
А через пару дней мама мне позвонила и смеется – говорит, звонила ей перепуганная начальница ЖЭКа, чуть не плакала, причитала – ну зачем вы уж так-то, депутатский запрос от самой Галины Старовойтовой! Да мы все сейчас же сделаем в лучшем виде, прямо сегодня, абсолютно бесплатно, что вы, какие деньги! И в тот же вечер двое водопроводчиков уже чинили трубы в маминой квартире, работали аж до двух часов ночи, что, в принципе, немыслимо для ЖЭКовских работников. Все сделали отлично.
Вот матушка и решила поблагодарить Галину Васильевну за спасение. Мы приехали в приемную с букетом, и опять – это сплошное поле, аура тепла и доброты, внимания Галины Васильевны. Как ей это удавалось? Усталая – не усталая, море своих проблем, заботы и большие проекты, документы, запросы, встречи, но — без всякого позерства, игры и театральности, человек СЛЫШИТ тебя и отзывается, короткий разговор, но он все равно получается о главном. И – она не берет от вас, она отдает — свое тепло, силы, энергию, всегда, каждому. Вот и в тот раз, в нашу последнюю встречу – взяла букет и улыбается – женщины женщине дарят цветы, это не годится, давайте тогда поменяемся. И дарит мне огромную, темную, бархатную розу на длинном стебле, стоявшую у нее в вазе на столе. Так и жила потом у меня дома эта роза от Галины Васильевны, до последнего питерского дня, до самого моего отъезда.
«Какая у вас чудесная мама, старинная питерская интеллигенция»
А еще всех одиноких она сватала и женила, всех устраивала и обустраивала, ближних и дальних, и было таких не единицы, а сотни, если не тысячи. Из одних тех, кого она познакомила и переженила, можно составить маленький город.
Уникальный случай, когда понятие «народный депутат» было абсолютно буквальным. Все, что только можно было сделать и получить от этой должности – шло не себе, другим. Возможности, запросы, письма, звонки по личным связям, по чужим трудностям и проблемам…
Нет человека, который обратился бы к ней с бедой и она бы ему не помогла, чем могла. А самой ей нужно было мало. Очень уставала. Но утром снова вставала – и за работу.
А вот еще про Галину Васильевну. Однажды я по «скорой» попала в больницу с аппендицитом, уже начинался перитонит, собиралась помирать. Запустила болезнь, все носилась по журналистской работе, некогда было зайти к врачу. Ночью прооперировали, через пару дней лежу в палате в бинтах, худо, шевелиться не могу – больно, думаю – ну какой же я счастливый человек, у меня сегодня не болят пятки. А все остальное очень болит. Смотрю маленький телевизор, который мне принесли друзья. Идут новости из ГосДумы, думаю – ну как там наши, петербургские — Юл Рыбаков, Галина Васильевна…
И вдруг открывается дверь моей палаты и входят Линьков и Старовойтова. Я аж села в постели, первый раз после операции. Галина Васильевна зашла меня навестить. Вся моя палата, более легкие больные, чем я, хором ахнула и бегом сыпанула в коридор, от удивления и смущения. Ведь Галину Васильевну вся страна знала в лицо. Она положила мне на тумбочку фрукты, соки и стопку шоколадок. «Спасибо, Галина Васильевна, но я ж не ем шоколад…» — «А при чем тут – ем? Это, Аня, вам для медсестер, будете их девочкам дарить, чтоб хорошо лечили. Я знаю, каково в больнице. Сейчас поговорим с вашим лечащим врачом, как ваши дела. Выздоравливайте».
С этого момента я и пошла на поправку. Наверное, от удивления.
После ухода Галины Васильевны моя чудесная хирургиня, доктор Ким, прибежала ко мне с опрокинутым лицом: «Такого у нас еще не было! Знаешь, когда Старовойтова шла по больничным коридорам, все наши врачи, медсестры и больные просто застывали в обалдении, чуть не падали по сторонам. Побежали к главврачу, к директору, все перепугались – что за неожиданный визит. Она со мной чуть ли не час говорила о твоих делах и состоянии, просила хорошо лечить. А еще спросила, в чем нуждается наша больница. Я ей сказала, что нам нужны новые каталки, чтоб больных не трясло после операции, а еще очень нужен аппарат УЗИ, их мало, они дорогие».
И ведь потом действительно прислали в больницу и новые каталки, и УЗИ. Мне через пару месяцев позвонила моя докторша, просила передать огромное спасибо за них Галине Васильевне, от всех врачей и от больных. Я ей отвечаю – давно проверено, она всегда выполняет свои обещания, помнит о них. Передала, конечно, Галине Васильевне спасибо от медиков. Мой хирург Лилия Ивановна Ким. Наверное, она тоже плакала, когда подонки убили нашу Галину.
Как плакал в ту ночь каждый, попавший в орбиту ее доброты, ее светлого ума и тепла, каждый, поговоривший с ней хоть раз. И как плакал каждый в России и в мире, услышавший и понявший ее. Для этого так мало надо – иметь живую, а не мертвую душу…
И еще у меня ее маленький серебряный образок. Мы тогда в Москве, весной 96 года, регистрировали и подшивали в папки миллион с лишним подписей избирателей, пришедших по почте и собранных добровольцами, за выдвижение Галины Старовойтовой в президенты России. Адская работа, бумаги, бумаги, огромные пачки по пояс стопками на полу, бесконечные списки, надо сделать по печати на каждом из сотен тысяч листов, разобрать и заверить все подписи, и так по многу часов в день. Время поджимало, надо все было сделать в очень короткий срок. Собрались на помощь многочисленные друзья Галины из разных городов, все работали, не отрываясь. Я на всякий случай ночевала в офисе на раскладушке, чтоб груды подписных листов никто не украл и не спалил. Ночью там скреблась мышь, я стучала по полу своей туфелькой, стоящей возле постели, чтоб она уходила и не взбежала на меня. Рано утром приходили ребята, и мы вместе опять работали. А в это время была Пасха, Галина Васильевна зашла к нам с ночной службы из церкви, в платочке, покрывающем голову, радостная, просветленная, улыбается. Подошла, протянула мне махонький серебряный образок: «Аня, это вам, он освященный». «Галина Васильевна, да я ж неверующая!» — «Но вы его все равно возьмите, он для вас. Пусть он вас всегда хранит».
Так странно. Почему она мне, почти совсем посторонней, тогдашней атеистке, вдруг купила и подарила этот махонький образок на Пасху? Почему тогда подумала именно обо мне? Случайно и незаслуженно я попала в это поле ее притяжения, света и доброты.
Не знаю, почему, я его взяла с собой, во Францию – мало что забрала из дома, но его почему-то не смогла там бросить, как все остальное. Теперь Галины Васильевны больше нет. Он меня спасал много лет, ее серебряный образок. Меня, отрицавшую, издевавшуюся, проклинавшую. Никогда его не носила – я ж атеистка. А надела образок только в ночь ее смерти, когда французские друзья услышали новости и нам позвонили – Галину Васильевну убили, Руслан тяжело ранен, умирает. Очень черное, торжество тьмы. Не было страшнее ночи в моей жизни. Не снимаю образок с тех пор. Иначе я сейчас думаю о Боге. Спасибо Вам, Галина Васильевна.
***
Масштаб ее личности тем больше, чем дальше от нее отходит время. Образ очищается от всяких мимолетно запомнившихся пустяков — сухарики с чаем, ее кружевной воротник, стрижка, рука с серебряным кольцом, меркнущий свет в окне, теплый неспешный голос… Галина Васильевна.
Много нас было таких в России, с детства читавших уйму книг, учившихся музыке, смотревших на великие картины, старавшихся мыслить честно и последовательно и действовать достойно. Но она среди нас была такая — одна. Потому что к профессиональным научным достижениям, к огромным базовым познаниям и основанным на них твердым убеждениям, у нее была еще и особая, сильная и добрая пассионарность, мощная светлая энергетика, а к ним еще – внутренняя дисциплина и привычка к ежедневной трудной работе, через любое «не хочу» и через «не могу». То, с чем большинство не справляется. И при этом – всегда – внутренний мир и покой, сила и достоинство, безо всякой истерики и надрыва. Это слышалось в словах и в голосе, чувствовалось во всем ее облике.
Мне кажется, ее главной задачей было возобновить разорванную связь времен, восстановить внутреннее глубокое, сильное и праведное течение истории России. С насильно прерванного великолепного Серебряного века — по сегодняшний день, осознать, покаяться и попытаться простить чудовищный грех бесов-большевиков, очнуться от их кровавого шока и снова строить Родину по тому светлому пути, что был прерван грязным октябрьским переворотом красных бандитов.
Такое невозможно победить, унизить, скомпрометировать.
Как же мелки все, кидающие в нее грязью после смерти. Грязь эта только пачкает их самих, а к ней не липнет, это невозможно. Ее память останется чистой.
И больше таких нет. Неженский логический ум и женское тепло, забота и доброта, ласка к каждому человеку. Каждому — Старшая сестра.
И ее христианство, пришедшее уже в зрелом возрасте. Без этого не справиться.
Не было рядом с ней плохих людей, ни одного. Это, вообще-то, удивительно, ведь вокруг были сотни – друзей, коллег, помощников, соратников по всей стране. Но дурных, коварных, корыстных, злых или подлых среди них – не было. Не держались. Таково притяжение ее личности.
Я часто думаю о ней и сверяюсь по ней. До сих пор снятся то добрые, то страшные сны – все уговариваю ее не лететь в Санкт-Петербург, остаться в Москве, потому что я знаю будущее, там ее ждут убийцы. Увожу ее к себе, или оставляю ночевать у родителей… Видно, все надеюсь во сне переиграть судьбу и ее спасти.
Галина Васильевна жива, пока живы те, кого она одарила своим мягким и теплым светом, тем деятельным добром, о котором писали отцы Церкви — вера без дел мертва, а вся ее жизнь была наполнена добрыми делами. Родители расскажут детям, какая она была, та, что помогла им выжить и спастись, дети расскажут своим детям. Это куда больше, чем все враки наемных клеветников. Только это и останется – добрая память.
Еще удивительное о ней – все мы сердимся, злимся на кого-то. А в ней не было никакой злобы и ненависти, никогда, ни к кому. Никакого зла, злопыхательства, сплетен. Даже про врагов – скорее, просто удивление и сожаление, почему ж он так, может быть, он чего-то не понял, надо ему объяснить? Но это была не наивность, а мудрость, как будто она уже прожила не одну жизнь.
Никто и никогда посторонний для меня в жизни столько не сделал, абсолютно бескорыстно. А уж человек такого масштаба и уровня – тем паче. Моя ли в том заслуга? Нет, объективно я всего лишь одна из многих, случайно оказавшихся в орбите этой жизни. Мне кажется, это прямая линия из девятнадцатого века, переданная великой русской культурой и принятая удивительной душой Галины Васильевны.
Надежда Яковлевна Мандельштам писала в воспоминаниях, воспроизвожу по памяти – «Были времена, когда все люди были добрыми, это была норма. Даже злые тогда были вынуждены притворяться добрыми, чтобы вести себя, как все. А потом пришли другие времена, когда победили злые и все тогда стали злыми. И добрые тогда были вынуждены притворяться злыми, чтобы выжить».
Это про нашу Россию до октябрьского переворота и после него. Галина осталась доброй. Она шла наперекор злу. Трудно отстоять свою душу у щербатой скверны. За такими людьми всегда шла яростная охота черных сил. Но кто-то и сейчас, после Галины Васильевны, принял в России эту ношу чужой беды и деятельного добра. Иначе у нас не бывает.
Если бы она осталась жива – я уверена, вся история России пошла бы иначе, просто потому, что при ней стыдно и невозможно было массово продавать совесть и честь, предавать и пакостничать за деньги. Был живой пример, что можно и нужно жить иначе. А без нее слабым людям стало легче забывать, что такое честь и стыд. И именно потому так старательно, уже почти десять лет после ее гибели, мерзавцы чернят ее имя. Для них не должно быть честных, все должны быть как они сами, грязны, гнусны и скурвлены.
Но она была чиста.
Не успела, не успела. Сказать, как люблю ее, как тревожусь о ней, что она мне тоже старшая сестра, родная.
Вот что я еще забыла рассказать – для нее не имели значения деньги, как самоценность, сверхзадача и цель. Как бы это объяснить – скажем, деньги, чтоб купить, например, холодильник или телевизор, были ей нужны, как и всем. Но за энную сумму денег сделать подлость, пойти против своих принципов и убеждений – ну не существовало в природе таких денег. Может, кому-то сейчас странно представить, но это действительно так. Купить Галину Васильевну было нельзя. Может, за то и уничтожили – ни купить, (не возьмет), ни шантажировать, поскольку компромата на нее нет, все чисто…
Оставалось только убить.
Мне кажется, что если бы киллеры знали ее не только по пропаганде какого-нибудь псевдоправославного мракобеса, даже бы у таких негодяев не поднялась бы на нее рука, есть ведь и в них что-то человеческое.
Я все пытаюсь переиграть прошлое и спасти ее. Если бы они пришли хоть раз поговорить с ней – это ведь было так до смешного легко, к ней мог придти каждый, просто нажать на дверной звонок в ее депутатской приемной, на третьем этаже Большой Морской, 35. Мне ли не знать, когда я много раз встречала этих случайных посетителей в приемной, открывала им дверь. Никто из депутатов так не делал, эта практика уникальная, многие тогда удивлялись и посмеивались – зачем, ну и что это даст для выборов, такая неизбывная морока…
Но она принимала всех, это был ее долг. А день и часы ее приема были обозначены на объявлении на дверях. Не знаю, как попадают на прием к другим депутатам – к Галине Старовойтовой можно было зайти с улицы. Бандюки из города Дятьково с маленьким злым мозгом ихтиозавров с помощью аппаратуры прослушивали ее телефоны, записывали телепрограммы с ее интервью, следили за поездами и самолетами, а они ведь могли просто к ней придти и поговорить о своих проблемах, ну, не знаю — например, рассказать, что уроженцам деревни Дятьково Брянской области трудно получить прописку в Питере, или сложно поступить на учебу, или что мама болеет и ей нужно редкое лекарство…
Я не знаю, какие бывают проблемы у рэкетиров с мировоззрением овоща или таракана, пытаюсь это смоделировать. Но она бы помогла и им, потому что любую маму действительно надо лечить, и даже совсем никудышным, бритым и опасным дуракам в кожаных куртках, если у них есть такое стремление — надо учиться, и законы нашим властям надо соблюдать…
И они бы поняли, даже эти кромешные темные люди, что Галина Васильевна не «разрушала Советский Союз своими руками», что она, воцерковленная православная христианка, не возглавляла никакой масонский заговор против человечества…
Мне трудно реконструировать наркотическую логику безумцев. Поскольку заплатили за преступление им очень мало, видимо, убийцы были очень сильно идейно мотивированы. Для того им в их, прости Господи, «офисе», два раза в день и делал накачки специально приставленный, татуированный певец «отец Роман», отлученный от монастыря за воровство и отсидевший в тюрьме за убийство. Какая у бандитов вера, такой у нее и священнослужитель. Знали ли они, кому именно служат? И если они верующие, то знают ли, что их ждет за это преступление на том свете?
Не словом, а делом помогла бы она им, если бы они к ней пришли, как помогала всем. Они бы не смогли поднять на нее руку после разговора. Даже тупые и злые животные понимают добро и светлое человеческое биополе. Но эти к ней не пришли, они так ее и не узнали, и не услышали. Им дали их жалкие десять тысяч долларов, женский парик, автомат «Аграм» и пистолет «Беретта». И они убили нашу Галину Васильевну.
Она умерла легко, мгновенно. Видимо, даже не успела осознать, что это гибель. Не каждому дана такая легкая смерть – на лету, на ходу, без страданий и мук. С горем и слезами сотен тысяч людей во всем мире, провожающими ее, плачущих об удивительно светлом человеке.
Это надо всей жизнью заслужить.
Мы, наверное, потом увидимся в том небесном замке, Галина Васильевна. Если я заслужу. В том белом и легком готическом дворце, что в тихом свете летит высоко над каменной горой и огромной крепостной стеной, над той неземной и светящейся синей рекой, там, где-то возле огромной Луны. Мы встретимся, будем ходить по его дивным залам, смеяться и разговаривать о самом главном, о вечном, с Вами и с моими друзьями и родными, которых уже нет, которых я не сберегла. Простите меня, родная моя, светлая, что я не смогла Вас спасти и защитить. Лучше бы меня. Многие думают так же».