20 ноября исполняется 20 лет со дня убийства Галины Старовойтовой, ученого-этнолога, известного политического деятеля, председателя партии «Демократическая Россия». Она была застрелена 20 ноября 1998 года на пороге своей квартиры в Санкт-Петербурге. Ее помощник Руслан Линьков тогда был серьезно ранен.
Один из исполнителей преступления, член «тамбовской» преступной группировки Виталий Акиншин был приговорен к 23 с половиной годам колонии строгого режима, бывший прапорщик ГРУ Юрий Колчин, который, по версии следствия, был организатором убийства, получил 20 лет, заказчик преступления не установлен и не найден до сих пор. Но сегодня, когда с момента убийства Галины Старовойтовой прошло 20 лет, Радио Свобода вместе с ее сестрой Ольгой Старовойтовой, естественно, вспоминает не только ее гибель, но прежде всего жизнь.
– Ольга Васильевна, вы родная сестра Галины Васильевны Старовойтовой, младше ее на два года, – наверное, вы запомнили свою сестру с очень ранних лет? Какое самое яркое и самое раннее воспоминание?
– Конечно, все первые воспоминания связаны с ней. Вот одно из самых ярких – мы сидим за столом, Галя напротив, мама где-то рядом. Галя выставляет палец и кричит: «Лялька!» Я поворачиваюсь и получаю пальцем в глаз. Это было страшно, больно и как-то неожиданно. А она кричит: «Мама, мама, Лялька меня опять глазом по пальцу ударила!» Это сейчас смешно, а мне тогда было совсем не смешно, но самое обидное, что мама сказала – «Обе по углам!» Надоело ей все это. Я почему рассказываю этот эпизод – не потому, что девочка была злая, а потому что самый большой напряг в семье, когда дети однополые с небольшой разницей в возрасте, и потому что я не хочу, чтобы из нее делали идеальную бронзовую фигуру – она была живой человек со своими недостатками и особенностями.
А дальше в школе тоже были какие-то постоянные досады – классический комплекс младшей сестры, ничего страшного, я давно все это пережила. Учительница говорит – ну, вот, ты опять получила четверку, а Галя всегда получала пятерки! Вот так. Зато я была хорошей девочкой, а она вредной. Всякое было. Ну – у лидера, наверное, должны быть такие качества.
– Вот вы произнесли это слово «лидер» – а лидерские качества у Галины стали рано проявляться?
– Для меня – да, но я тут не могу быть объективной. А вот об одном важном событии в ее жизни стоит рассказать: в 16 лет она прошла через выборы – тайные, альтернативные – и победила. Многие люди моего поколения слышали про Фрунзенскую коммуну, а была еще Кировская коммуна – она была поменьше, просуществовала всего пару лет, в 90-е годы ее назвали демплатформой ВЛКСМ. Так вот, там были выборы председателя совета коммуны – и Галя их выиграла. Вот такой тип личности. Я думаю, Галя, скорее, в отца, но вообще-то у нас оба родителя были сильные.
Папа – из белорусского хутора, в шесть лет он пришел в соседнее село и сказал, что хочет в школу. Как он научился читать, никто не знает – в доме не было ни книг, ни газет, ни одной буквы. И вот он пришел к учителю, а тот спрашивает – что ты умеешь, Вася? А он отвечает – я умею все! Это по-нашему, по-старовойтовски, я им горжусь и хвастаюсь. Учитель проверил – Вася читал, считал, причем он ему задал что-то вроде – из 37 вычти 15, он моментально ответил. Вот что это – самородок? И какая-то пружина была внутри, стремление.
Да, папа еще спросил учителя – какие у вас классы есть? – Первый, второй и третий. – А какой выше? – Третий. – Я хочу в третий. Тогда учитель его решил срезать и срезал на часах – кто тогда в сельской Белоруссии имел представление о часах? И папа не знал, что в часе 60 минут, а не 100, сделал ошибку, и учитель говорит – знаешь, Вася, в третий не выйдет – давай во второй. Так что в 6 лет его взяли во второй класс – и пошло, и пошло. А потом он стал крупным ученым, спроектировал шасси лунохода, нашей гордости – планировалось, что луноход проработает полгода на Луне, а проработал целых два года, такой вот наш папочка!
– А вообще Галина Васильевна прислушивалась к родителям, они пользовались ее уважением?
– Да, наверное, по сравнению с другими семьями. Но она всегда с родителями спорила, настаивала на своем. И еще – папа был руководителем крупного НИИ, сейчас он уже не крупный, это ВНИИ Трансмаш в Горелово, отпочковавшийся от Кировского завода. У нас в доме бывал Ворошилов – не Климент Ефремович, а Владимир Климентович, его приемный сын, они с отцом вместе работали. Он был охотник, добродушный мужик, и как-то он сказал что вроде того, что «женщина – друг человека». Галя громко положила вилку, встала и вышла. Мама за ней побежала – ты что, это неприлично! Она ей говорит – ты можешь это терпеть хоть всю жизнь, а я не буду – никогда. При этом она не была феминисткой, она была человеком с чувством собственного достоинства – причем чуть ли не с самого рождения. Я не знаю, почему.
– А когда в ней проявилась тяга к политике – если не считать коммунарских дел?
– Тут, наверное, надо сказать о ее профессиональных качествах. Она два года проучилась в Военмехе и поняла, что это не то. В 1966 году открылся психологический факультет в университете, и она поступила, сдавала все экзамены снова. Конкурс был огромный, второе место после конкурса в театральный институт. Она закончила психфак и аспирантуру при Кунсткамере, там она потом отработала 23 года. Профессия у нее была этно-психолог. Когда меняли перечень официально зарегистрированных специальностей, этно-психологов оказалось всего 3. И это в большой мере дало направление ее жизни – и как ученого-исследователя, и как политика.
Она занималась правами национальных меньшинств, международными вопросами. Ее научный руководитель Кирилл Васильевич Чистов ободрял ее, говорил – все получится. Ее политическая активность началась с того, что она – не одна, а многие сотрудники обратились, видимо, в какой-то партийный орган с просьбой сделать на Большеохтинском кладбище мусульманский участок. Ведь мусульмане хоронят своих умерших иначе – там и ниша присутствует, и поза покойника другая, и вся процедура захоронения совершенно иная. И они добились этого участка. Как это расценивать – как общественную активность, политическую? Это все вместе – общественно-политическая активность.
– С вашей точки зрения был какой-то момент перехода к политической деятельности – или это произошло плавно?
– Пожалуй, был. У нее есть такая книга – «Этническая группа в современном городе» (1987) где она как социальный психолог анализирует, сравнивает – татары в Ленинграде и в Татарстане, эстонцы в Ленинграде и в Эстонии и т.д. На эту тему была и ее кандидатская диссертация. Это было научное исследование, но оно все – вокруг политики, хотя в СССР политики, как и секса, не было. Но эти исследования носили общественно значимый характер. И потом, в те же 80-е годы она как этнограф много раз ездила в экспедиции в Нагорный Карабах и Абхазию, она знала все это не из книжек. Там, например, изучали феномен долгожительства, у нее были специальные анкеты, и был советский штамп, что они там алкоголя не пьют, а воду пьют хорошую, и это отчасти верно, хотя чачу они там со старушками выпивали. И бабулечка сообщает, что ей 106 лет – а видно, что этого не может быть, да и у Гали была специально разработанная методика вычисления возраста – что человек помнит и т.д. И выяснилось, что бабуля прибавляет себе лет 15, а кто-то 10. Это ведь в европейской части у женщин принято скрывать свой возраст.
И вроде бы это была научная работа, но все равно некий общественный оттенок у нее появился. Потому что в Карабахе ей рассказывали, как 5 мая 1921 года – скоро 100 лет – Сталин взял и подарил Карабах Азербайджану, хотя там было больше 90 процентов этнических армян, и там есть древние армянские храмы, и люди ей говорили об этом, и она все это впитывала. Там она подружилась с армянскими учеными-этнографами. Между прочим, первый президент Армении Левон Тер-Петросян, арабист, знаток древних языков, полиглот – он тоже с ней тогда подружился, то есть у нее завязались и дружеские, и исследовательские отношения.
– Они выросли потом во что-то большее?
– 1988 год, чудовищное, библейское землетрясения в Спитаке. А Галя в это время была со сломанной рукой, она шла в поликлинику, поскользнулась на ледяном крыльце, упала и сломала еще и ногу. И вот она в таком состоянии пишет письмо дорогим армянским друзьям, вместо рождественского поздравления – держитесь, армян опять стало меньше – погибли десятки тысяч человек. Туда прилетел Горбачев (президент СССР Михаил Горбачев – РС), премьер Рыжков (глава правительства СССР Николай Рыжков – РС) вместо трех дней пробыл там три месяца, следил за каждым грузовиком, Рыжкова они обожают. И приехал одиозный генерал Макашов, известный шовинист, и он арестовал комитет «Карабах».
Потом считалось, что комитет требовал отделения от Азербайджана и присоединения к любой другой советской республике, хоть к Якутии. У всех была свежа в памяти чудовищная история с турецким геноцидом армян, азербайджанцев они звали только турками – в общем, тут своя история и своя беда. И вот комитет «Карабах» арестован, и Галя в своем письме перечисляла, не называя фамилий: Вазген, Левон, Александр – все имена арестованных, со словами ободрения. И там это письмо стали распространять.
И вот настало 26 марта 1988 года – первые выборы народных депутатов СССР. Какое было время – еще более глухое, чем сейчас, и сколько людей мы узнали, далеко не только Галину: Сахаров, Собчак, Афанасьев – духоподъемное было время. И вот ее выдвигают от одного из округов Еревана в народные депутаты СССР. Я не могу сказать, что она этого хотела – она удивилась, все ей стали говорить, что она с ума сошла. И тут она узнала, что жены, сестры членов комитета «Карабах» хотят быть ее доверенными лицами. Я помню, как она говорит родителям – конечно, победить я не смогу, но я просто не могу отказать, придется участвовать. Вперед. Она победила – за нее проголосовали 77,7 процента. Это и есть ее первый шаг в политику. И начался период, который она сама назвала «10 лет без права передышки» – подумать только, всего-то 10 лет. Народный депутат от Армении – 1989 год, народный депутат от РСФСР в 1990 году, депутат Госдумы от Петербурга в 1995, – рассказывает Ольга Старовойтова.
В программе Радио Свобода «После империи» от 23 мая 1994 года Галина Старовойтова сравнивает Карабах и Крым и предупреждает о том, что крымский вопрос надо немедленно решать, иначе он приведет к военному конфликту:
«На фоне напряженности и сверхмилитаризации полуострова не исключены, как это было когда-то и в Нагорном Карабахе, жертвы, случайные или спровоцированные. А после этого не исключены и какие-то государственные санкции и уже неостановимое и неизбежное сползание к войне. А дальше неизбежно вмешательство третьих и четвертых сил, которые будут поддерживать обе стороны. Россия не сможет остаться равнодушной к судьбе 70 процентов русского населения в Крыму, Украина не сможет остаться равнодушной, боюсь, что не сможет остаться равнодушной и Турция, тем более что проблема крымских татар существует и сохраняется.
Сейчас… время для запуска превентивной дипломатии, для интенсивного диалога со всеми участниками конфликта, возможно, под каким-то международным арбитражем. Пока что ничего такого не делается, есть силы, объективно заинтересованные в эскалации конфликта, … каждый день мы слышим о новом витке напряженности, а реакция российского президента и парламента, пожалуй, не очень адекватна. Этап пассивного ожидания закончился. Мы могли долго не замечать крымской проблемы, больше мы на это права не имеем. В международном праве есть противоречия в реализации права народов на самоопределение. С одной стороны, есть декларация о гражданских и политических правах, принятая ООН в 1966 году, и сам устав ООН, который признает право на самоопределение как неотъемлемое право любого национального меньшинства, любого народа определять свою судьбу и государственный статус. С другой стороны, есть заключительный акт, принятый в Хельсинки в 1975 году, который ставит нерушимость государственных границ фактически выше права на самоопределение.
В международной практике эта проблема не решена, хотя есть отдельные прецеденты, например, Эритрея, отделившаяся в прошлом году мирным путем референдума под эгидой ООН от Эфиопии, и некоторые другие прецеденты…. Развитие рыночной экономики неизбежно связано с развитием политической и экономической децентрализации регионов. В рамках этого процесса Крым тоже может получить более высокий уровень автономии, заключив двусторонние договоры с Россией и Украиной. Во всяком случае, мне кажется, что время невмешательства и ухода от этой проблемы для России прошло. Пора сформировать с обеих сторон две полномочные комиссии, которые бы вели непрерывный диалог, постоянные переговоры по всем спорным вопросам… Две или три политические силы должны вступить в диалог, это самое главное – пока идут переговоры, молчат пушки. Даже содержание переговоров может быть менее важным, чем процесс. Но не уход от проблемы. Надо оставить надежды на то, что она сама собой рассосется. Мы видим, как она каждый день нагнетается все больше».
– Можно даже не говорить, насколько пророческими и актуальными сегодня выглядят эти мысли Галины Старовойтовой. Ольга Васильевна, если вспоминать о ее значении, о том, что она сделала для России, как вы считаете, о чем надо говорить в первую очередь?
– Я считаю очень важным ее закон «О свободе совести и религиозных объединениях», закон «О занятости населения в Российской Федерации», законы «О реабилитации жертв политических репрессий», «О правах национально-культурных объединений», «Об альтернативной гражданской службе», «О воинской обязанности и военной службе», – Галина Васильевна занималась теми законопроектами, в которых она понимала. А когда думаешь, как сейчас у нас принимаются законы и потом поправки к ним – в целом кажется, что это некий разворот назад, от Европы, от свободы. У нее все было – вперед, к нормальной человеческой цивилизации, ничего радикального.
Самый знаменитый, резкий и спорный ее законопроект – «О люстрации». Сначала он был написан в 1992 году, после путча, потом переделан в 1997, но его никогда не включали даже в повестку дня. Мне привелось говорить в Праге с помощником Гавела (первый президент Чехии в 1993-2003 годах Вацлав Гавел – РС), и он рассказывал, что Гавел был в восторге от этого законопроекта – который не был таким жестким, как в Чехии и в Прибалтике.
– Как сейчас обстоят дела с расследованием убийства Галины Старовойтовой?
– Активные действия много раз приостанавливались, но расследование продолжается всегда. Продолжают искать второго стрелка – Олега Федосова, труп одного из членов банды, которого убили тогда же, потому что он мог проболтаться. Наконец, продолжают определять заказчика, что самое важное. Я была у следователя несколько дней назад, спрашивала – нет ли ощущения, что опять приостановят дело? Он говорит – нет. Кстати, с 2015 года оно ни разу не приостанавливалось. Потом он мне сказал, что расследование убийства Галины Старовойтовой – второе в России по длительности. А первое – это расследование убийства Николая Второго. Срока давности у этого дела нет, и еще очень важно, что за расследованием следит международное сообщество.
– Все эти годы появлялось много версий о главном заказчике преступления – вы верите в какую-то из них? Например, в то, что заказчик – Кумарин, бывший «ночной губернатор» Петербурга?
– Это предмет не веры, а, скорее, надежды. Я надеюсь, что заказчик будет назван. Что касается версии о Кумарине, то назвал его заказчиком Михаил Глущенко, который тоже числится в организаторах преступления, это следующая ступень после Колчина: у организаторов может быть хоть 10 ступеней, хоть 20. Мне пришлось читать много неприятных материалов, из которых я поняла, что Кумарин в это время был в Германии, он лишился руки, у него было что-то с печенью, и мне чисто психологически трудно представить, что ему в это время было дело до какой-то вредной тетки, которая что-то вещает в Думе. Возможно, что он был заинтересован в ее убийстве, она ведь выступала разоблачителем всех этих дел и «тамбовской группировки» тоже. Но чтобы ему самому эта идея пришла в голову – я не думаю.
– А у вас есть собственные версии – кто заказчик?
– Есть, но я искренне чту презумпцию невиновности. И потом у меня нет доказательств, это только наблюдения, ощущения, что это человек из такого-то круга. Конечно, и Кумарин мог быть оттуда, но что он был инициатором – с этим я не могу согласиться.
– А что касается причин убийства, вы когда-то говорили, что в принципе согласны с электоральной версией – что Галина Старовойтова встала на пути у «тамбовской группировки», рвавшейся во власть.
– Это не совсем так, даже если бы она решила участвовать в выборах губернатора Петербурга, она бы их уже не выиграла – рейтинг ее не был таким высоким. Но тут есть еще один интересный сюжет – должны были состояться выборы губернатора Ленинградской области. Понятно, это такой серо-красный пояс, она бы там не прошла. Но кто туда только не стремился! Она как-то приехала в Выборг, там ее встретил Вадим Густов, они сфотографировались в обнимку, и вдруг какой-то журналист и спрашивает: Галина Васильевна, а может, вы будете баллотироваться в губернаторы Ленинградской области? Она говорит – нет, я вот Густова поддерживаю, а тот говорит – нет, это мы вас поддерживаем, – в общем, пошли слухи. А ведь тогда в Ленобласти экономический рост быть чуть ли не как в Китае – там и порт, и нефтяной терминал, и все эти европейские дела развивались, тогда это был растущий регион, и за него была серьезная борьба. Она не подавала туда документы, но это рассматривалось следствием как один из возможных мотивов убийства. А когда она была уже убита, но еще не похоронена, Геннадий Селезнев подал на нее в суд за статью в газете «Северная столица» «Новые русские коммунисты: союз серпа и доллара». То есть, к сожалению, заинтересованных лиц было много.
– А для вас это убийство было неожиданным, или что-то носилось в воздухе?
– Для меня – совершенно неожиданным. Потом я же не все знаю, я тогда жила своей жизнью. Позже Людмила Нарусова говорила, что Галина ей рассказывала о каких-то угрозах – но говорила вроде как со смехом. Потом, уже через несколько лет, изучая материалы дела, я поняла, что решение о ее убийстве было принято не позже, чем за полгода. Следили за ней, деньги отмывали, хотя потом выяснилось, что деньги за убийство так и не были заплачены. Колчину, организатору, просто было приказано убить, безо всяких денег. В общем, я ничего такого не ожидала. Родители сразу передоверили мне статус потерпевшей. Первое время после убийства Гали мне очень помогал незабвенный Юрий Маркович Шмидт, замечательный адвокат, мы с ним ходили знакомиться с материалами дела, как на работу, теперь мне помогают его помощники, Борис Грузд и Леонид Сайкин. И отчасти мы с ними сегодня не даем закрыть это дело. Пять лет назад пошли упорные слухи, что его закроют, и представьте, я написала письмо Дмитрию Медведеву, и не знаю, что уж там сработало, но расследование продолжается.
– Ольга Васильевна, на вас ведь еще музей Галины Старовойтовой – что будет с ним, не вечно же вы будете о нем заботиться?
– Это моя главная забота. Все эти годы музей тянула, в основном, Галина Георгиевна Маркелова, которая была ее помощницей. Этой осенью она умерла. Ей было 85 лет, и мы еще при ее жизни это обсуждали. Надо кого-то найти, надо искать деньги, чтобы людям что-то платить – мы же с ней все делали бесплатно. Да, нам помогают частные спонсоры, но этого мало, я все время думаю – кому этот музей передать, и вопрос этот непростой.
– 20 лет назад в политике было много ярких фигур, сегодня мы их не видим — как вы думаете, почему?
– Они есть, просто мы их не замечаем. Тех, кого не застрелили, как Галю, как Бориса [Немцова]. Но они не востребованы сегодня, мы их мало видим и мало слышим. Когда об этом заходит разговор, я всегда вспоминаю какой-нибудь 1984 год, [Константина] Черненко – и что, людей не было в России? Объявили выборы в 1989 году – и скольких мы узнали, масса людей из провинции появилось. Они есть всегда, просто сейчас они не востребованы. А у Гали была роль первопроходца, она показала, чего может достичь человек исключительно благодаря своим способностям.
По словам Ольги Старовойтовой, Галину Старовойтову надо помнить как человека, влиявшего на российскую историю, и память о ней должна придавать людям мужества и энергии.