Опять тревожно на Кавказе. Назревает новый виток осетино-ингушского противостояния. Причем виновники последней депортации более 50 тысяч ингушей из Северной Осетии так и не понесли наказания. А ведь в 1992 году в Пригородном районе была произведена настоящая "этническая чистка", как в Боснии, разрушено более 3000 домов, сотни людей погибли, беженцы шестой год живут, как в резервациях. А в последние годы в Ингушетию, спасаясь от войны, прибыло еще более 100 тысяч жителей Чечни.

Налицо очередной зреющий очаг напряженности: политической, социальной, этнической. Что делает в этой ситуации центр? С удивительным постоянством наши руководители наступают на те же грабли: сначала поддерживают одну из сторон конфликта, потом в панике самоустраняются, потом обижаются на недоверие к федеральному центру и при первых признаках сепаратизма начинают инстинктивно хвататься за оружие... Так было еще в СССР, начиная с Карабаха, а чем кончилось - известно. Схему повторили уже в России - в Чечне. Сейчас президент А.Галазов грозит использовать любые методы, вплоть до выхода из России, если центр вмешается не так, как ему бы хотелось (а как ему хотелось - мы видели в 1992 г.). Президент Ингушетии Р.Аушев задается вопросом: зачем вообще федеральный центр, если он не вмешивается?

Схема повторяется. Узлы оставленных сталинизмом проблем пока не пытаются развязывать, а рубят по живому.

Осетия всегда негласно считалась опорой Российской и Советской империи на Северном Кавказе, так как, в отличие от соседей, большинство осетин (аланов) исповедовали христианство еще с VIII-IX веков, то есть с домонгольского периода. Осетинское дворянство и генералитет были допущены к царскому двору. Мусульманам доверяли меньше, хотя некоторые хозяйственные работы в Зимнем дворце традиционно выполнялись татарами. При коммунистах ислам подавлялся еще более жестоко, чем православие. Недоверие к мусульманской части российского населения до сих пор сидит в подсознании некоторых наших чиновников. На этом фоне не удивительно проявление особой солидарности мусульманских народов России с жертвами чеченской войны.

На празднование пятилетия молодой Ингушской республики приехали помимо президента Чечни А.Масхадова президенты Татарстана и Башкортостана - М.Шаймиев и М.Рахимов. Впрочем, премьер-министр Северной Осетии-Алании тоже прибыл и его встретили вежливо, хотя новые теракты против ингушей в Пригородном районе уже начинались (у сёл Чермен, Карца и др.)

Эта часть Владикавказа была отнята у ингушей после их первой депортации в 1944 г., хотя именно здесь находилось село Ангушт, от которого пошло русское название народа. После возвращения из ссылки в 1957 г. и восстановления Чечено-Ингушской республики землю не вернули, оставили в составе Осетии. В порядке компенсации тогда от Ставрополья забрали Наурский и Шелковской районы (теперь они входят в состав Чечни), а Ингушетия оставалась преимущественно аграрной частью Чечено-Ингушской АССР.

Закон о реабилитации репрессированных народов, принятый Верховным Советом России в апреле 1991 года, был встречен здесь с надеждой; не случайно и ингуши, и чеченцы дружно проголосовали в июне того же года за Президента Б.Ельцина. Однако, к сожалению, статьи 3 и 6 этого Закона, касающиеся территориального возмещения ущерба, не получили развития в подзаконных актах, и этапы этого процесса не были описаны. Отказываясь признать права ингушей на землю их предков, осетинская сторона напоминала о высокой плотности населения в своей маленькой республике, о большом количестве временных переселенцев из Южной Осетии, где шла жестокая война с грузинами.

В 1992 году федеральный центр "по привычке" взял сторону Северной Осетии, тем более, что её президент А.Галазов был вхож в Кремль и влиял на Г.Хижу, направленного из Москвы контролировать зону чрезвычайного положения и пользовавшегося гостеприимством главы республики. Ингушетия тогда еще не имела сформированных институтов государственности; ее президент Р.Аушев был избран лишь через полгода после трагедии в Пригородном районе.

За ингушей той осенью пытались вступиться правозащитники и журналисты - И.Дементьева из "Известий", Е.Яковлев и другие. Последний был изгнан с поста руководителя первого канала телевидения после показа документального фильма о событиях в СОА. На ингушском полигоне "партия войны" уже тогда репетировала будущую чеченскую бойню.

Но что же делать теперь?

Во-первых, не ждать, пока генералы и националисты снова спровоцируют кровопролитие. Наказывать подстрекателей и террористов, невзирая на их ранги и национальности - перед Законом все равны.

Во-вторых, приступить, наконец, к трудной и кропотливой работе по мирному урегулированию, создать смешанную осетино-ингушскую комиссию под нейтральным председательством третьей стороны (например, из автономий северных народов, из республик с буддистским населением - Тувы, Бурятии, Калмыкии).

Можно передать этой смешанной комиссии временное совместное управление спорной территорией (в мировой практике это называется "кондоминиум").

Прямое президентское правление в Пригородном районе, на чем настаивает президент Ингушетии, в наших условиях не представляется эффективным. Сходная модель уже осуществлялась здесь Г.Хижой, а еще раньше А.Вольским в Карабахе. Этот вариант уже "опоздал", да и не может быть реализован без силового вмешательства, что очень опасно.

При определенных условиях было бы возможно создание ингушского автономного округа в восточной части Пригородного района в составе республики Северная Осетия-Алания. Есть же у нас Коми-Пермяцкий автономный округ в Пермской области на границе Республики Коми.

Впрочем, после уже свершившегося массового насилия не представляется реальным в обозримом будущем заставить людей жить вместе, чересполосно. Как ни уязвима идея передела границ, порой это неизбежно - будь то в Палестине, Югославии или на Кавказе.

Эксперты предлагают выделить из восточной части Пригородного района, подковой охватывающего город Владикавказ, около трети территории (правобережную часть речки Каламбеевки, впадающей в Терек) и передать ее Ингушетии. Там могли бы компактно поселиться беженцы-ингуши из всего Пригородного района, где они составляли большинство населения. Конечно, пришлось бы произвести частичный обмен домов между осетинами и ингушами, многие ингушские могилы остались бы на левом берегу реки (это очень болезненно в контексте ингушских традиций).

Но компромисс в том и состоит, что чем-то жертвуют каждая сторона, обеспечивая мир своим детям и внукам.

Возможны и другие варианты. Почему бы осетинской интеллигенции, замечательным этнологам и социологам этой республики (я знаю многих лично) не предложить своих путей решения проблемы? Такую же просьбу я хочу адресовать и ингушской стороне.

Ведь в конечном счете наиболее жизнеспособным будет то предложение, которое по зрелом размышлении окажется приемлемым и для здравомыслящих ингушей, и для здравомыслящих осетин.